— Эй, суслики, дрыхнуть сюда приехали?! А ну кончай ночевать!
— Водой их, холодной водой из кружки! — советовали ему.
Все тело болезненно ныло, словно избитое. Боль распирала суставы, и так ломило в паху, что, глядя, как корячится Колька, Сашке стало смешно, хотя и у самого ноги едва ступали.
Долго будили каменно спавшего Славку. Наспех умылись внизу, пожевали домашнего всухомятку, холст, палитры, мешочки с кистями и красками в руки (этюдник был лишь у Славки) — и быстро в училище.
Утро вставало пасмурное, невыспавшееся. Сашка жадно вглядывался в село, какое оно. Красивая белая церковь посередине, с высокой и тонкой, как карандаш, колокольней. Ее в два ручья обтекает, полого спускаясь к заросшей елошником речке, шоссе из сиреневого булыжника. Шоссе с обеих сторон замыкает широкая улица. Ниже церкви — палатки, ларьки, магазины: базарная площадь. Дома в селе деревянные, с резными наличниками, но немало и каменных, в два этажа. Меж домами торчат кое-где журавли колодцев. Из труб лениво тянутся к серому небу утренние дымы. За избами — гумна, чернеют старой соломой сараи. Вот по булыжнику протарахтела телега. Из-под горы, от колодца, тяжело поднималась баба с полными ведрами…
Село как село, ничего необычного. Как-то даже не верилось, что о нем вот, об этом селе, знают там[1], за границей.
Возле дверей училища, на затравевшем дворе, сбилась уже большая толпа с этюдниками, мешочками, чемоданчиками в руках, стывшая в выжидательном напряжении. (Сашка заметил в этой толпе трех девчонок.) Все ждали, когда откроются двери, присматривались друг к другу исподволь, стеснительно переглядывались. Робкие шепотки, разговоры — сколь человек на место, конкурс какой. Кто говорил, три человека, а кто — четыре и даже будто бы пять.
Кому из стоящих здесь повезет, кто окажется тем счастливчиком?..
Чуть в сторонке что-то смешное рассказывал парень с каштановым чубчиком, который сегодня их, Сашку с Колькой, будил. Среди всеобщего молчаливого напряжения он один был беспечен и весел, и это казалось странным и удивительным.
Но вот двери открылись, и все повалили внутрь здания.
Сутуловатый, с худым изможденным лицом человек, не выпускавший из синих железных губ прокуренной трубки (как оказалось, завуч), всех разделил на две группы. Первой велел размещаться в нижней аудитории, а вторую, пыхая трубкой, оставляя за тощей костлявой спиной волокна синего дыма и запах медового табака, повел по лестнице вверх, на второй этаж.
С заколотившимся сердцем Сашка ступил на крутую, ведущую наверх лестницу.