— Кто, мама? О чём вы?
— За что? За что ты отнял у него отца, господи? Осиротил до рождения? За что?
— Мама, полноте, милая, хорошая вы наша.
Доминика схватила её морщинистые руки с толстыми жилами, гладила, прижимала к груди, целовала.
— Мама, полноте, мама!
— Как внука назвали? — утихнув, спросила мать.
— Анатолием.
— Я и надеялась. Спасибо. Сильно мучился Толюшка? Правду говори.
— Он тихо умер. Волгу всё вспоминал, вас Он вас любил.
— Рассказывай. Без утайки.
Мать не хотела ни выпить чаю, ни переодеться с дороги. Морозный румянец остывал у неё на щеках, сменяясь восковой желтизной. Неутешная и гневная, она сидела на лавке, горько слушая рассказ Доминики о последних днях сына. Не могла она, не хотела мириться со смертью сына! «За что ты его покарал? Он ли был не хорош? За что же, немилосердный, неправедный бог?!»
Она взбунтовалась против бога, и сердце её стало бесстрашным. Жена бедного чиновника из Нижнего Новгорода, нигде не бывавшая, кроме, может быть, двух-трёх городов по месту службы мужа, не колеблясь собралась в неведомый путь, в чужую сторону к невестке и внуку. Ни дальнего поезда не побоялась. Ни сотен вёрст с ямщиком по Сибири. Ни зимы, ни тайги.
На кладбище к Ванееву на другой день пришли все вместе с матерью, вся колония ссыльных. Снегом занесло кладбище. Над могилами поднимались сугробики. Монотонно стояли кресты. Над одним сугробиком креста не было. Лежала чугунная плита.
«Анатолий Александрович Ванеев. Политический ссыльный. Умер 8 сентября 1899 г. 27 лет от роду. Мир праху твоему, Товарищ».
Эту чугунную плиту и надпись к ней заказал на Абаканском чугунолитейном заводе Владимир Ильич. По его воле слово «Товарищ» написано было с заглавной буквы.
Доминика принесла сына проститься с могилой отца.
«Прощай, Анатолий. Спасибо тебе, что я тебя знала. Обещаю, сына выращу честным. Прощай, мой большой Толь, мой любимый».
Она стала в снег на колени, прижимая к груди тёплый свёрток. Из пуховых платков и одеялец слабо слышалось тихое дыхание сына. «Простись с отцом, маленький Толь».
Было морозное утро. Снег на кладбище лежал свежий и чистый, искрясь и блистая на солнце.
Спустя несколько дней подъехала к воротам запряжённая парой крытая кошева. На заднем сиденье ворох умятого сена. Поверху сена положили одеяла. Усадили на одеяла Доминику со свекровью. Дали в руки Доминике свёрток с сыном. Запахнули на отъезжающих потуже тулупы. Подоткнули одеяла. Насовали в ноги узелки с подорожными. «Здоровы будьте, долгой жизни желаем, сына расти, Доминика, не забывай, помни, помни!» И тройка понесла кибитку, увозя из села Ермаковского маленького Толя Ванеева.