Конь шел ровным, но спорым шагом, никуда не сворачивал с дороги, будто знал, куда ему надо доставить поклажу. Только изредка, когда очень уж одолевали слепни и оводы, встряхивал головой, злобно фыркал. Скрипели сырцовые гужи. Шурша, пересыпался под колесами сухой песок. И жгло, беспощадно палило полуденной летнее солнце.
Трофим откинул голову назад. На мешок с солью. И только тогда заметил, что сад кончился, началось поле. Клин высокой густой ржи подступал к самой дороге. Высунув руку, Трофим несколько минут гладил колосья — они бежали и бежали навстречу, ласковые, шелковистые, послушно сгибались, склоняли голову… И Трофиму вдруг вспомнилось, как некогда, давным-давно, когда был еще мальчишкой, ехал он со своим отцом, впервые ехал по этой дороге. Только тогда не рожь росла здесь, а лес. Старый вековой полесский дубняк. И не лето стояло, а была зима. Всюду лежал белый-белый снег. Поскрипывал под полозьями, комками летел из-под лошадиных копыт, иной раз попадая прямо в лицо. Белыми от снега были деревья, кусты, белой была дорога, белыми от инея, словно их кто побелил, были и кони. В лесу — об этом неоднократно говорил отец — кишело разное зверье: кабаны, медведи, волки… И он, Трофимка, тогда совсем еще малыш, лежал в сене, жался поближе к отцову кожуху, поглядывал на деревья, кусты, и ему казалось, что вот-вот выскочит на дорогу дикий кабан, а то и медведь… «Что мы с отцом делать будем, как защитимся?..»
Давно уже нет леса возле их Боровки. Вырубили, спилили… Когда провели в здешних местах железную дорогу, так и поехал лес по рельсам неизвестно куда. Вначале пан продавал его целыми гектарами, потом, после революции, отгоняли лес от деревни сами люди. Людям нужно было поле. И они вырубали кустарник, корчевали пни, жгли валежник. Где было болотисто, сыро — копали канавы, оплетали их лозой, чтобы не заплывали. Лес покорно отступал. Увеличивалось и увеличивалось поле вокруг деревни. Потом построили в местечке лесопилку, завод, промкомбинат. Лесу каждый год требовалось много. Теперь его валили не только рабочие, но и колхозники — каждую зиму колхоз получал разнарядку, сколько кубометров древесины он должен заготовить государству. Лес еще дальше отступил от деревни.
Чего уж говорить про военные годы. Людей тогда не жалели, а лес и подавно…
Война выжгла деревни, разрушила города. И снова для всего нужен был лес — восстанавливать шахты, строить дома, устанавливать телеграфные столбы, класть шпалы под железнодорожные рельсы. Чугреи, «студебеккеры», а потом и МАЗы тянули, волокли день и ночь бревна на станцию. Деревья пилили уже не обычными пилами, а электрическими…