Его правая ладонь все еще туго забинтована. Я-то точно знаю, что клинок был дамасский. Но Тошка не хочет об этом говорить, и я молчу. Иван тоже замолкает, но Нэнси молчать не собирается.
— А как ты из госпиталя слинял, не расскажешь?
— Я не помню, — коротко отвечает Антон и замолкает наглухо. Он и правда не помнит, я уже спрашивала его об этом, Тошка не стал бы мне врать. Он говорит, что очнулся только у мраморного склепа, в больничной пижаме и босиком. Как он туда дошел от госпиталя, никто так и не смог понять.
Иван недоверчиво хмыкает, потом бросает взгляд в зеркало заднего вида и морщится.
— Между прочим, эти ваши сатанисты меня чуть на иглу не подсадили. До сих пор иногда такое ощущение, что у меня глюки… Кто-нибудь еще видит этого индейца у дороги?
Нэнси выглядывает в окно и с визгом подпрыгивает на сиденье.
— Бирюза!.. Бирюза!.. Останови, Иван! Индеец бирюзу продает! Обожаю!
Иван покорно паркует машину на обочине, и мы выходим. У самой дороги, разложив на широком тканом покрывале индейское серебро с бирюзовыми вставками, сидит старый, седой, точно лунь, индеец в холщовой рубахе и с такой же холщовой повязкой на лбу.
Мы с Нэнси кидаемся к браслетам и перстням, украшенным ярко-синими, как любовь, камнями. Иван равнодушно покуривает в стороне, а Тошка подходит поближе, руки в карманах, спокойный, как танк, спрятавший глаза за тонированными стеклами очков, мой загадочный мальчик, с которым вечно не поймешь, на каком ты свете. Старик индеец поднимает на него глаза и произносит несколько слов на неизвестном языке. Одно слово кажется мне знакомым. Заарин-боо. Да, точно, старик сказал именно это — заарин-боо.
— Не понимаю, — Тошка слегка пожимает плечами.
— Понимаешь, — индеец опускает морщинистые веки.
Солнце печет, как в преисподней. Август — самый неприятный месяц в Филадельфии, и без того не отличающейся хорошим климатом. Впрочем, может быть, для многочисленных растений этот климат достаточно хорош — не зря же вся терраса в нашем доме к концу лета бывает увита разной дикой флорой, которую никто не сажал.
Старик индеец подсматривает за нами сквозь сомкнутые веки, я чувствую это, и мне становится не по себе. Тошка задирает голову и вглядывается в выцветшие от жары небеса. Что он там видит?.. Я тоже смотрю вверх, и вижу темную точку, которая стремительно приближается. Интересно, что это может быть?.. Старик совершенно спокоен, а мне становится не по себе, я шарахаюсь к Тошке и вцепляюсь в его острый локоть. Нервы у меня в последнее время, конечно, ни к черту… Черная точка растет с каждой секундой, и я, наконец, вижу, что это такое. Белоголовый орел. Занесен, между прочим, в Красную книгу. Раритетная птица. Этот раритет пикирует прямо на нас. Если, конечно, мне не напекло голову, и я не галлюцинирую в результате банального сонечного удара.