Я не знала, что ей ответить и промолчала. Негритянка скользнула взглядом по моей руке без кольца и не стала настаивать на ответе. Просто дала мне тарелку сэндвичей с ветчиной и салатом и стаканчик кофе и показала, где спальня. На пороге она легонько погладила меня по плечу и сказала:
— Ему, может быть, нужна будет сейчас твоя ласка… Но помни, пожалуйста, что здесь миссия. Дом Господень.
— Я помню, — ответила я, не поднимая головы. — Спасибо вам.
— Ну, Господь с тобой.
Она открыла мне дверь и придержала ее за мной, а потом осторожно прикрыла и удалилась — я слышала ее шаркающие шаги по унылому приютскому коридору.
Антон лежал на койке у окна, вытянувшись под простыней. Он не спал — смотрел в потолок, закинув руки за голову.
— Тош, — сказала я, осторожно приближаясь к его кровати. — Поешь, пожалуйста… Или хотя бы кофе выпей.
Я была готова к тому, что он промолчит, откажется и выгонит меня. Но он протянул руку и взял стаканчик. Я поставила тарелку на тумбочку и робко присела рядом с ним на кровать. Он ничего не сказал, но слегка подвинулся и сел, опершись спиной о старомодную железную спинку. Я смотрела, как он пьет кофе и ни о чем не думала, кроме того, как же я буду жить без него дальше. Он поставил стакан и снова лег.
— Тош, — начала я.
— Вера! — Он резко повернул голову и посмотрел на меня. — Ты что, не понимаешь, с кем связалась? Завтра, или сегодня к вечеру, я думаю, вас с Нэнси отправят домой. И всё. И забудь.
— Ты что — дурак? — спросила я безнадежно. — Я же тебе сказала — я люблю тебя…
— Ну, что ты заладила: люблю-люблю! — он раздраженно отвернулся. — Какой-то детский сад.
Я молча смотрела на него. Мне было странно, как он выглядит — чистый, не облепленный грязью, какой-то беззащитный, со слегка отросшими волосами. Может быть, я ненормальная идиотка, но в данный момент мне больше всего хотелось его поцеловать. И мне было все равно, что он скажет, и даже, пожалуй, все равно, как на это посмотрит Иисус и все обитатели миссии, вместе взятые. Поэтому я наклонилась, вздохнула и поцеловала его в ложбинку на подбородке.
— Вера, — он отстранился и посмотрел мне в глаза. — Я через две недели вернусь в Ирак. И буду там делать все то же, что делал до этого. Неизвестно сколько. Я обязан. Я…
— Помолчи, пожалуйста.
Я слегка отогнула простыню и поцеловала его ключицы, потом грудь, потом живот. Он так страшно отощал, что больше всего походил на пособие по анатомии для студентов медицинских школ.
— Вера, что ты делаешь?
— Целую тебя.
— Прекрати.
— Тош! — Я подняла голову. — Ты можешь мне, по крайней мере, не мешать?