Ушли последние теплоходы из Пятиморского порта, и присмиревшее море словно задумалось в нерешительности перед зимним сном.
С моря на город неумолимо надвигались черно-синие гряды туч, дул острый ветер, и первые колкие снежинки падали на бурые, распластанные по земле листья клена, на выложенные вдоль дороги красные дерюжки спорыша. Огромные шары курая, неуклюже переваливаясь, как двуколки с отвалившимися колесами, катились по мрачной, безлюдной степи.
Первые заморозки принесли пятиморцам свои радости и тревоги. Радовались, что кончалась проклятая грязь, но тревожились: скоро ли ТЭЦ даст тепло в дома?
Строители срочно оборудовали на площадках обогревалки, одевались потеплее.
Для мерзлячки Веры наступили трудные испытания. Наконец она придумала: наливая в бутылку кипяток, грела перед сном постель. И все же простыла. Дня три ходила на стройку, пересиливая себя. Потом обратилась в поликлинику. Оказалось, температура тридцать восемь. Ей выдали бюллетень, но она продолжала ходить на работу.
Лешка чуть не силой отправила подругу домой, вечерами поила горячим молоком с содой и за неделю одолела простуду.
— Ты знаешь, — тарахтела она без умолку, — с девятнадцатого ноября к зарплате будут плюсовать коэффициент за работу в зимних условиях. Тебе на складе дадут валенки и телогрейку. По колдоговору.
День пробного пуска ТЭЦ стал для строителей праздником — предвестником рождения комбината.
Потап, увидя несмелый дымок над кирпичной трубой, соскочил с бульдозера, заорал:
— Ды-ы-ы-ши-и-т!..
Валентина Ивановна позвала к себе Надю Свирь.
— Не организовать ли нам воскресник по уборке строительного мусора?
Организуем, — кратко ответила Надя. — И городскую молодежь поднимем.
Через день над городом закружил «кукурузник», разбрасывая листовки штаба воскресника, сочиненные Панариным.
«Товарищи пятиморцы! — взывала листовка. — Комбинат — это тепло городу, вода, жилплощадь. Это жизнь города и его процветание. Поможем комбинату своим трудом! Все на воскресник!»
В восемь утра отряды стали собираться на центральной площади города. Ветер, по-степному необузданный, рвал одежду, гремел, лязгал железом. Казалось, со свистом мчатся свирепые орды. Меж колонн клуба, как лопасти о воду, хлопал призывный кумач. Город выставил три тысячи «штыков» и несколько десятков автомашин.
К площади подходили рабочие порта, элеватора, лесобазы, учащиеся школ, работники почты и больницы. Играл оркестр, порывы ветра относили медные звуки к морю, и казалось, они раскачиваются на гигантских качелях.