— Не скажи!.. — освобождаясь от оцепенения, решительно возражает Лешка.
— Не знаю, что будет, — тихо произносит Вера. — Он не хочет ребенка…
Когда Юрасова позвонила Григорию Захаровичу, он мастерил новый экран для телевизора — любил копаться в хитрых винтиках, проволочках, находил в этом занятии отдых.
К одиннадцати стали собираться гости.
Первым пришел Андрей Дмитриевич Мигун. Он был своим человеком в семье Альзиных, не нуждался в специальном внимании и немедленно прилип к стеллажу с книгами. Влезши на лесенку, Андрей Дмитриевич достал мемуары Репина, полистал, рассматривая бесчисленные карандашные пометки Григория Захаровича, потом взял «Записки психиатра», книгу кораблестроителя Крылова…
В сборнике стихов Э. Багрицкого Андрей Дмитриевич обнаружил старательно упрятанную выписку из истории болезни:
«Больной Альзин Г. З.
Объективные данные: среднего роста, чрезмерной упитанности…»
Мигун улыбнулся: «Пожалуй!»
Далее следовал перечень болезней с мудреными названиями. Судя по тому, что выписку Альзин запрятал далеко, он решил ее «не принимать во внимание».
Появилась чета Чаругиных: Валентина Ивановна с мужем — медлительным, долговязым блондином, которого она называла Васей. Обычно бледное лицо Валентины Ивановны разрумянилось на морозе, и поэтому темные усики почти незаметны.
Чаругин сразу задымил папиросой и повел разговор о безобразиях в ремонтных мастерских, где работал. Он почему-то обращался не к Альзину, напротив которого сидел, а к его супруге Изабелле Семеновне — совершенно седой женщине с молодыми темно-вишневыми глазами.
Валентина Ивановна посматривала на мужа с любовью и какой-то опасливой готовностью немедленно прийти на помощь, если это понадобится. Она не была уверена, что в новогодний вечер нужны обличения главного инженера мастерских, и поэтому постаралась перевести разговор на другую тему.
— Да, знаете, какой номер недавно учудила наша Ленка? — воскликнула Валентина Ивановна, воспользовавшись маленькой паузой.
Дочери Чаругиных Леночке — три года, сыну Мишутке — пять. Оба в отца — большелобые, толстогубые…
— К нам в первый раз пришел Платон Яковлевич, — оживленно продолжала Валентина Ивановна, — Ленка закричала: «Ой, какой длинный нос!» Я от стыда чуть не сгорела, зашикала на нее, утащила в другую комнату. А позавчера Гаранжин снова зашел. Ленка чинно приблизилась к нему и, успокаивая, сказала: «Нос как нос!»
Все рассмеялись.
— Что-то Гаранжины запаздывают, — заметил Григорий Захарович и покосился на тарелку с жареными семечками — она стояла в глубине буфета. Страсть любил пощелкать дома, но при гостях, под сдерживающим взглядом Изабеллы Семеновны, не решался проявить свои плебейские наклонности. Хотя до Гаранжиных можно бы…