Тогда партизаны — уже перед самым взлетом — протянули Василию сверток. В полете Василий понял, что держит грудного ребенка. Прислонил к лицу, почувствовал исходящее от него тепло…
— Я стал прижимать ребенка к сердцу, словно предчувствуя беду, — рассказывал потом Василий.
Дегтярев не ошибся: атаковал «мессершмитт». Начался неравный поединок.
При каком-то маневре Василия подбросило так, что он ударился головой в центроплан. Шлем вместе с очками сорвало с головы, но техник не выпустил ребенка из рук.
Потом его швырнуло обратно в кабину. Только тогда Дегтярев понял, что при взлете забыл застегнуть привязные ремни: руки были заняты малышом. Не чувствуя боли, он ухватился правой рукой за сиденье, а левой продолжал крепко держать крохотного пассажира.
Экипажу все-таки удалось благополучно пересечь линию фронта и спасти ребенку жизнь!
Поединок с «мессершмиттом»
Я посадил свой ночной самолет на луг. Когда-то здесь была пашня, но с приходом немцев ее забросили, она заросла травой, и По-2 на посадке прыгал по бороздам, будто телега по ухабам.
Партизанский отряд расположился в лесу, за большим топким озером, заросшим осокой и камышами.
От деревни ничего не осталось: ее сожгли каратели. Только черные печные трубы торчали… Население жило в подвалах. Женщины, старики, дети таскали на себе плуги, как могли обрабатывали землю, молотили снопы цепами, как в старые времена.
Они сами едва сводили концы с концами, а еще и партизан кормили!
Даже в разрушенную дотла деревню часто наезжали каратели. Чтобы не навлекать на мирных жителей беды, партизаны старались появляться здесь как можно реже.
Когда стало известно, что за детьми прилетит самолет, посадочную площадку пришлось выбрать все же на лугу у деревни — других подходящих ровных мест в округе не было.
Ребятишек привезли на подводах. Сопровождающий — пожилой, бородатый мужчина, бывший колхозный конюх — заранее выложил костры ромбом, как условились. На вопрос, сколько он привез детей, ответил смущенно:
— Да забрал сколько было! Пятнадцать душ.
Я аж крякнул. Пятнадцать… Столько не поднимал По-2 ни в какие времена!
— Где ж я их рассажу?
— А где хочешь, человек хороший, — решительно заявил партизан. — От них тут спасу нет. Чуть бой — лезут в самую жарь…
Я глядел на столпившихся ребятишек с состраданием и болью в сердце: им было от семи до двенадцати лет.
— Они такого навидались, не дай бог взрослому! — добавил партизан, почувствовав мою растерянность. Потоптался еще минуту и, наклонившись, прошептал, будто передал военную тайну: — Каратели, слышь, обложили и с Пудовки, и с Жадова… Так что кровушка прольется немалая, язви их в душу!