Теперь шел не просто экзамен. Это была борьба за спасение жизней. Мухлынкин не знал того, что Коренюгин, не получив согласия на личное участие в проведении спасательных работ, не рискнул эту операцию доверить еще недостаточно опытному командиру роты. Здесь нужно было действовать наверняка, без ошибок. И Мухлынкин волей-неволей оказался при капитане Штанько в качестве помощника и стажера.
Обстановка только внешне, может быть, напоминала учебное занятие, но по напряжению и нервному состоянию людей это была всецело боевая работа, немногословная, сосредоточенная, с полной отдачей физических и душевных сил.
И тут впервые за всю службу Мухлынкин увидел своего старшего товарища как организатора боя, увидел и оценил прозорливость майора Коренюгина: так, как Штанько, он, Мухлынкин, не сумел бы действовать и мог, пожалуй, наделать непоправимых ошибок.
Когда после очередного «нырка» на поверхности воды показался сержант Прохоров, прорезиненный рукав его комбинезона был располосован до самого плеча, а из глубоко рассеченной ладони текла черная в свете прожектора кровь, и все, казалось, поняли, что Прохоров «отработался», капитан Штанько будничным голосом спросил:
— Ну, что там, Прохоров?
— На сук напоролся.
— Переодевайтесь. Смените Синюка.
— Есть.
«С такой рукой, куда ему под воду?» — с горечью подумал Мухлынкин и, жалея сержанта, попросил у капитана разрешения на спуск. Как на ребенка, взглянул капитан Штанько на Мухлынкина и без тени рисовки ответил:
— Лучше Прохорова мы с вами, Николай Иванович, не сделаем.
— Товарищ капитан! — вскрикнул Мухлынкин. — Время-то не ждет! Одной рукой много не наработаешь!.. Может, они уже… — Он боялся произнести то страшное слово, которым обозначают границу жизни и смерти.
— Может… — колеблясь, согласился Штанько и пошел в машину, где товарищи переодевали Прохорова.
От непрерывно работающего двигателя в машине было жарко. Прохоров, крупный, мускулистый, сидел голый. Раненая рука уже была перевязана, из-под бинта обрубленными корнями чернели пальцы; здоровой рукой он держал сигарету и жадно затягивался; конечно, в машине курить строго запрещалось, но Штанько сделал вид, что нарушения не заметил.
— Ну как, Прохоров?
— Готов, товарищ капитан.
— Давай, дружочек.
Прохоров, погасив сигарету, стал с помощью товарищей одеваться. Через десять минут он сменил Синюка. Синюк, работавший без передышки, выбрался из комбинезона сухой, только чуточку раскрасневшийся.
Мухлынкин, увидев раздетого солдата, поразился. По комплекции Синюк с Прохоровым — полный контраст: маленький, тощий, правда, жилистый и резкий в движениях, но почему-то именно этого специалиста Прохоров предпочитал другим и в критических ситуациях работал с ним в паре. Объяснение оказалось простым.