— Чтобы смотреть на всех сверху, как с каланчи, — подхватила я, чем рассмешила служанку. — Не время ли идти? Мне кажется, колокол вот-вот зазвонит к службе.
Подай плащ, в церковь пойду в плаще, чтобы мачеха до поры не увидела.
Лита набросила мне на плечи легкий плащ — серый, как осенний туман, и расправила складки, чтобы моего наряда не было видно. Венок из белых роз благоухал так сильно и тонко, что кружилась голова. И я невольно вспомнила вчерашнюю встречу и слова, взволновавшие меня до глубины души: «Ты придешь… ты попросишь, чтобы я взял тебя… на поляне, среди белых роз…».
— Никогда! — сказала я пылко.
— Что, леди? — спросила Лита удивленно.
— Так, сама с собой заговорила, — пробормотала я, возвращаясь под своды Картехога из-под дубов эльфийского леса.
Служба в церкви была долгой и праздничной. Я стояла по левую руку от отца, набожно держа свечу, но чувствовала злость мачехи, стоявшей позади меня, и взгляды лордов, прибывших на праздник. Один из гостей выделялся красотой и статью, и я сразу решила, что это и есть лорд Фицалан, о котором рассказывала Лита. Он и вправду был хорош собой — русоволосый и светлоглазый, как все северяне. Одет не особенно богато, но все искупало приятное выражение лица и добрая улыбка. Рядом с ним стоял пожилой мужчина, в котором я безошибочно угадала маркграфа Намюра. Все пальцы у него были унизаны кольцами с драгоценными камнями, а на шее красовалось ожерелье с чеканным портретом короля. Драгоценный бархат на одежде, тонкая козлиная кожа на сапогах, и даже пуговицы сияли золотом. Вот только внешность маркграфа была настолько же отталкивающей, насколько притягательными драгоценности.
Я отвернулась, передернув плечами, как от озноба. Бедные дочери леди Брина!
Если сынок пойдет в папочку, им и богатство свекра не доставит радости.
Мачеха щипала меня за бок всю службу, а когда мы вышли, начала выговаривать шепотом:
— Вы сума сошли, леди Дженет! Что за наряд на вас?! Это нижняя рубашка вашей бабушки?!
Сама она была очень хороша в алом платье и украшенная маками. Просто райская птичка, а не женщина. Но я-то видела, что взгляды всех были устремлены на меня, и знала, почему. Потому что разноцветные наряды казались рядом с моим скромным белым платьем радужными кляксами. А уж о розах и говорить было нечего — их благоуханье затмило все остальные цветы.
— Не раздражайтесь так, леди Элеонора, — посоветовала я мачехе шепотом. — А то станете красной, под стать вашему платью!
Мачеха не нашлась с ответом и лишь открывала и закрывала рот, оскорбленная до глубины души.