Когда же я очнулся от своих раздумий и снова стал слышать Фомина, тот, оказалось, уже рассказывал о Москве.
– Чтобы попасть в Кремль, придется через особый отдел действовать. Есть у меня в Вязьме один знакомец, еще с давних времен. Думаю, сможет все устроить, – рассуждал комиссар, сбавляя ход на очередном крутом повороте лесной дороги. – Хотя опасно… Время сейчас не то. Нельзя тебя одного отпускать. И я не могу с тобой. Это дезертирство…
И тут меня осенило.
– Я знаю как. Надо к Жукову обратиться, – мне вдруг подумалось, что попробовать пробиться в Кремль через Жукова будет быстрее всего и наиболее безопасно.
– Георгий Константинович… – задумчиво проговорил Фомин, видимо, не сразу осознав, что я предлагаю. – Серьезный, но жесткий человек. Стоп! Ты ему тоже хочешь рассказать все то, что рассказал мне? Думаешь, он поверит? И вообще, будет ли он тебя слушать?
На что я снисходительно, насколько только мне позволяло лицо ребенка, улыбнулся.
– Будет, будет. Я же с ним некоторым образом знаком, – и тут наградой мне стало охреневшее лицо комиссара. – Да, знаком в некотором роде. И не надо делать такое лицо! В поезде я с ним встретился, – я вновь улыбнулся, вспомнив запертого в туалете Жукова. – Там и поговорили… И я уверен, что он меня вспомнит и не откажет в такой просьбе. Точно вам говорю, Ефим Моисеевич. Даже не сомневайтесь. Вы только телефонную связь с ним обеспечьте, и нас доставят к нему как на блюдечке. А оттуда и до Москвы доберемся.
После некоторого колебания Фомин мой план принял. Жуков, признавал он, станет для меня самой лучшей защитой, если, конечно, его удастся убедить в моей правоте.
Проверить это случай представился лишь на другой день, когда наш медсанбат, обоз и десятки приставших к нам все же выбрались к нашим войскам. Это был какой-то маленький городок, на окраине которого несколько тысяч голых по пояс бойцов с остервенением вгрызались в твердую землю. На сотни метров вокруг уже змеей вились контуры траншей с вкраплениями индивидуальных ячеек. Кое-где даже уже приступили к обустройству дотов. Хотя это все совсем не выглядело той стеной, которая смогла бы остановить рвущегося вперед фашиста.
Видимо, у меня все это отразилось прямо на лице, раз Фомин, едва только глянув на меня, со злости сплюнул на землю.
– Немцев здесь не удержать, – едва не прорычал он, с силой пнув камень сапогом. – Это недоразумение, а не оборона. Сколько здесь бойцов? Полк, два? Ни танков, ни артиллерии!
Он бы, наверное, еще долго так стоял, с отчаянием рассматривая хилые цепочки окопов, если бы я не напомнил ему про телефон.