Все в саду (Николаевич) - страница 180

Я перестал приезжать в свой сад. Я сдался. Я честно сказал себе: всё. Заведи попугая, пиши водевили и забудь про систематику высших растений.

Потом прошло еще четыре года. Однажды после фестиваля русского арт-хауса я напился. Чехов (если Бунину верить) говорил про Андреева: “Прочитаю две страницы – надо два часа гулять на свежем воздухе ”. Про русский арт-хаус сказать можно хуже: посмотришь два часа – гулять на свежем воздухе надо неделю и пить водку графинами, чтобы забыть поскорей. Напился и сам не помнил, как сел в такси. Как сказал адрес. Я приехал в свой сад под утро, весной. Таксист довез, куда мог. Потом дорогу помнили ноги. Я дошел до границы своих двадцати соток, сел на землю и стал смотреть. Был туман. Забора у моего сада давно не было. Но теперь он ему не был нужен. Высаженные профессором и его учеными женщинами вдоль границ сада плетистые розы, барбарис и терновник разрослись, срослись, переплелись, образовав забор, живой, невысокий, но совершенно непреодолимый для животных и подобных им местных. Сквозь туман я видел, что мой сад внутри жив, живы растения, без меня им даже лучше, кажется, – они цвели, я не стал подходить ближе – не хотел всё испортить. В саду было тихо. И совершенно безлюдно – как и должно быть в раю. Так я вернулся в свой сад. Через семь лет. Я сидел в тумане, как еж, и думал: откуда мог знать об этом заранее профессор Карповский? Ну, хотя. Он же эволюционист. А я – форма жизни.

Ишиас с ишемией не доконали профессора – они боятся его, даже они. Собираюсь позвать его. Только надо в саду покосить – слишком уж как-то запущенно; даже, боюсь, Михалков не одобрил бы, а уж Карповский – тем более. Если приедет.

Однажды я брошу писать водевили, это точно, ну а с голоду, если что, не умру – я могу работать садовником, один вид сада я знаю, похоже, как сделать, – сад русского типа. Запущенный.

Покошу, когда станет теплее. Когда приеду, день будет ветреный, и деревья будут шуметь за не очень высоким забором.

Где ты, Лулу?

Юлия Козлова

Они были одной из самых блестящих пар богемного Парижа. Она – Лулу де ла Фалез, художница, дизайнер, манекенщица, муза и соратница Ива Сен-Лорана. Он – Таде Клоссовски де Рола, сын художника Бальтюса, писатель, литератор, поэт. Они поженились в 1977 году и прожили невероятные, упоительные тридцать лет вместе. Четыре года назад Лулу умерла. Но не для Таде.

Уехав в Швейцарию, он продолжает время от времени возвращаться во Францию, в маленькую деревушку Бури-ан-Вексен под Парижем, где остался их старый дом и сад, где они когда-то были так счастливы вместе. Он уверен: Лулу всё еще там, она не покинула эти места.