За калитку я выбегала часто – к колонке, из которой наливалась вода в два цинковых ведра, которые дед поднимал на коромысло и нес в дом. Но однажды мне разрешили отправиться за границу моего мира – через дорогу, в лес. Дед держал меня за руку, чтоб я не заблудилась, а я и сама не отходила ни на шаг, поминутно спрашивая “Что это?” У леса было много общего с садом: те же березы да орешники, только цветы не нарядные, как у нас, а простенькие – колокольчики, лютики… Но кое-что резало глаз.
– А это что?
– Каска, – отвечал дед.
Мина. Граната. Окоп. Танк. Траншея. Фляга. Дед рассказал мне про войну. И я до сих пор уверена, что видела ее своими глазами, поскольку в этих лесных прогулках узнала ее язык и будто вспоминала то, что предшествовало пейзажу после битвы. Прошло после нее уже около двадцати лет, но всё осталось нетронутым, с самого 1941-го.
Лес поначалу был бесконечностью: асфальтовая дорога отрезала нас от него, а дальше, сколько ни иди, картина не менялась. Но однажды, в нескольких автобусных остановках от нашей дачи, лес вырубили и построили на его месте город Зеленоград. Это был очень передовой город, с высокими домами из стекла и бетона, один был институтом электроники, другой – кинотеатром “Электрон”, появились магазины, в которых продавали туфли, которых в Москве и не видывали, и продукты без очередей. А то дед каждую пятницу прибывал после работы с двумя коробками, перевязанными крепкой бечевкой, чтоб кормить нас городскими деликатесами, которых не знала деревня Матушкино. Печенье “Крымская смесь”, сливочная помадка, вермишель, килька. Деревню, стоявшую по нашу, жилую, сторону дороги, тоже пустили под нож – город Зеленоград разрастался.
Большой мир состоял из леса, Зеленограда и злой соседки, ходившей всегда в белом платочке и кричавшей на мужа, кур и пчел, которых они разводили. Еще у них был цепной пес, которому я носила после обеда косточки, он благодарил, но однажды устроил “восстание рабов”: посмотрел на меня с ненавистью, зарычал, а когда я отступила, сорвался с цепи и покусал.
Несильно, поскольку из дома выскочила соседка с палкой и он присмирел под ударами, но прививки от столбняка делать пришлось. Кости отныне доставались земле.
Самым интересным был пруд позади дачного поселка – я любила наблюдать за жуками-плавунцами, ходившими своими тонкими ногами по поверхности воды, рассматривать желтые кувшинки на зеленых блюдцах, а главное – в пруду водились тритоны, разноцветные дракончики. Дед пытался поймать для меня тритона сачком, но они не давались – в сачок охотно шли только лягушки, чтоб прыгать там, как на батуте.