А теперь, надо полагать, вместе с конюхами собрался его вынуть?!?
Нужно было выследить конюхов с Коробом и в самую подходящую минуту нацелить на них пистоли! И потребовать, чтобы клад отдали, а сами убирались прочь! И вернуть клад!..
Вернуть?…
Боярину Буйносову?
Чтобы боярин ласковое слово молвил да полтину в протянутую ладошку положил?
Бешеная работа совершалась в Стенькиной голове!
Ноги под ним плясали, торопять получить от головы приказ – куда бежать?! К обители Николы Старого – расспросить Артемку, если только не помер? К Деревнину?…
Обитель была ближе. Стенька кинулся стучать в ворота и домогаться у инока-привратника отца Геннадия.
Стеньку послали…
Деревнин жил недалеко от Охотного ряда. Подьячие и вставали рано, и ложились рано, однако Стенька решил, что по такому случаю не грех и разбудить.
Цепной кобель уже был спущен и поднял такой лай, что Стенька сам был не рад. Девка, служившая у Деревниных, вылезла заспанная, злая, ругаясь почище извозчика. Сперва звать хозяина отказалась напрочь. Потом разглядела, кто к нему пожаловал.
Уж что-что, а смазливая Стенькина рожа на всех баб и девок действовала безукоризненно. Кроме разве что Натальи, которой эта краса ненаглядная уже до полусмерти надоела.
В конце концов Деревнин вышел к нему на крыльцо. Он был в домашнем полосатом зипуне, в скуфеечке, уже босой. Глядя на него, ввек бы не подумалось, что этот человек судьбами людскими шевелит, как ему вздумается!
– Зачем притащился?
– Гаврила Михайлович! Накрыл я их!
– Кого накрыл?
– Конюхов со скоморохами и с харей!
– Ты что бредишь?
Спотыкаясь, торопясь, перескакивая с пятого на десятое, Стенька доложил о своем розыске и подозрениях.
– Стало быть, конюхи со скоморохами надумали боярина Буйносова обворовать? А посадский человек Короб им в том пособник? – уточнил подьячий.
– Ну, боярин и сам-то хорош! Я чай, купца-то Горбова зарезали потому, что он видел, как клад хоронили.
– А коли боярин про то и не ведает?
– Его счастье, коли так. Гаврила Михайлович! Мы ж можем этих псов на горячем прихватить!
– Как это?
– Они уговорились послезавтра в то же время у Николы Старого встретиться да и на дело пойти. Лошадь с собой возьмут, лопаты! Гаврила Михайлович, а что, коли следом увязаться?
– Совсем ты с разума съехал, – отрубил подьячий.
– Я все как следует придумал! Мы тихонько за ними поедем. Они – на Троицкую дорогу, и мы – туда же. Они-то, чай, с фонарем поедут! И как они с дороги туда свернут, где медвежья харя клад стережет, мы остановимся и в засаду сядем. Как они выкопают сундук, или что там у них, как на телегу поставят – тут-то мы себя и окажем!