Таким образом он добрался и до двух граничащих дворов – Троекурова и Сицкого. Деревнин с любопытством наблюдал за этими упражнениями и дивился – такой способности он за своим ярыжкой не примечал.
– Вот, Гаврила Михайлович, – сказал, завершив свой труд, Стенька и утер со лба пот. – Вот тут боярышень крыльцо, вот тут тело подняли… вот подклет, куда нас ночевать пустили…
– Мелко у тебя, ничего не понять, – щурясь, отвечал Деревнин.
– А мешок, выходит, тут валялся? У крыльца? – Стенька был возмущен беспредельно. – Стало быть, тот инок вышел спозаранку, дитя из мешка вынул, мешок кинул, а сам дитя еще вон куда понес! Ну, не дурак ли? Да и для чего мертвое дитя из мешка было вынимать? В остатний раз полюбоваться? Гаврила Михайлович, что-то тут неладно!
– Помолчи, сделай милость…
Деревнин задумался.
– И к чему она была, твоя ниточка?
Стенька задумался, восстанавливая причудливый ход своей мысли.
– Мертвое дитя либо в мешке принесли, либо через забор перекинули, – сказал он. – Мы с Мирошей свои мешки с собой прихватили – стало быть, у крыльца нашелся того инока мешок. Почему он там мешок бросил? Вот я бы бросил ненужный мешок перед тем, как удрать. А он вынул младенца, понес его в сад, еще куда-то из сада шел…
– Ты себе нелепицами башку дурную забиваешь, – сказал на это Деревнин.
– Но ведь сгинул тот инок?!
– Сгинул… Не миновать еще раз к Троекурову тащиться, Степа.
– Гаврила Михайлович, а коли меня не признают? Я же весь в саже был, грязный, как прах! Так и я бы…
– Ты и теперь не лучше. А Мирона нужно поскорее вызволять. Ага! Вот кто нас выручит.
Деревнин поднялся и направился вниз. Там он вызвал из общей комнаты Аникея Давыдова.
У подьячих была своя служебная лестница. Старый подьячий Семен Алексеевич Протасьев занимал на ней весьма высокую ступеньку. Он был «подьячий с приписью». Это значило, что Протасьев имел право «приписывать» выходящие из Земского приказа бумаги, то есть ставить на них свой росчерк и тем придавать им государственное значение. Он при нужде распределял работу между другими подьячими, проверял самые важные задания, вел приходно-расходные книги, от него зависели выплаты средств, необходимых для ведения дел.
Деревнин – тот был «подьячий со справой». Он своей подписью подтверждал правильность составленной в приказе бумаги, имел обязанность делать выписки по делам, а также в какой-то мере отвечал за молодых подьячих, но не столько приказывал им – на то был Протасьев, – сколько учил их.
А вот Аникушка Давыдов как раз и был «молодым». Сперва его взяли в приказ «неверстанным подьячим», то бишь без жалованья, потом, убедившись, что ремеслу учится успешно, назначили оклад.