Так что Деревнин был вправе давать Давыдову поручения и проверять их исполнение.
Мысль старого подьячего была проста – сам он ходил к Троекурову по делу об убийстве младенца, в котором розыск невозможен без самого боярина, а Давыдов пусть пойдет как бы по другому делу – искать монахов, о которых ведомо учинилось, что будто бы связаны с изготовителями воровских денег. Боярин, услышав, вряд ли сам пожелает принять подьячего, но велит кому-то из челяди ответить на его вопросы.
Аникушка был весьма доволен – чем просиживать штаны в приказе, лучше пройтись по Кремлю, глазея на женок и девок, угоститься в боярском доме (вряд ли отпустят без угощения, время такое, что подозрение в пособничестве фальшивомонетчикам Бог весть во что выльется…), да и Деревнин, глядишь, отплатит когда-либо добром.
Стеньку усадили и отобрали от него сказку о подземных приключениях. Важно было, чтобы Давыдов удачно нагнал страха на троекуровскую дворню, описав подвал и ход под капустной бочкой. А для того чтобы ему успешно извлечь оттуда Мирона Никанорова, Деревнин придал Давыдову целое войско – приставов Кузьму Глазынина и Никона Светешникова. И наказал спешить!
Стенька рухнул на колени и взмолился:
– Батюшка Гаврила Михайлыч, не губи душу, пусти меня, сироту, с ними в розыск, я ж там был, я знаю, как Мирона добывать!
– Ты, Степа, сейчас как та обезьяна, которой в прошлом году государя в Измайловском тешили, – отвечал на это Деревнин.
Пристава засмеялись, но добрый Аникушка пожалел Стеньку и велел живым духом нестись хоть на берег, опять умываться и оттираться. А ярыжку Захара послал к себе домой за новой шубой – когда идешь в гости к такому человеку, как Троекуров, без шубы быть вовсе неприлично, пусть хоть какая стоит на дворе жара.
Конечно же, Стеньке очень хотелось скорее помочь товарищу, но была у него и другая мысль – поглядеть внимательно на троекуровский двор. Ему не давали покоя появление тела в саду и исчезновение красавца-инока.
Когда он прибежал в приказ с красной от растирания, но весьма довольной рожей, все вышли на площадь, построились и пошли неторопливо, с большим достоинством: за главного Аникей Давыдов, задравши нос, в куньей шубе, крытой дорогим зеленым сукном, за ним парой – Кузьма с Никоном, оба здоровенные и плечистые, а впереди, расталкивая народ и требуя простора для подьячего, – разумеется, Стенька в служилом кафтане, позаимствованном у Захара Дедилова.
Уже у боярских ворот он вдруг вспомнил, что не рассказал Деревнину любопытное – про женку, которая расхаживает под Кремлем и безнаказанно палит из пистоли.