Потом они постучали в подклет к сокольникам. Когда те поняли, что дело важное, послали в соседний подклет, там был разбужен начальный сокольник Ларион, а он и повел Данилу с Семейкой туда, где в тесноте, кое-как расположился дьяк Башмаков с некоторыми из своих служащих. Пришлось будить.
Башмаков, в одних портах и розовой рубахе, накинув на плечи старую шубу и сунув босые ноги в ичедыги, повел конюхов к недостроенному терему на отшибе. В подклете уже можно было спать – там и спали, а наверху еще не возвели над светлицей островерхую крышу. Туда-то и забрались по еще не имеющей перил лестнице все трое, впереди – Башмаков, за ним – конюхи.
– Ну, докладывайте, с чем пожаловали, – не слишком любезно потребовал дьяк.
Данила даже смешался от такой строгости, но Семейка ко всякому обращению был привычен, и ни ласке, ни ругани особого значения не придавал.
– С поклоном мы к твоей милости, – и протянул кошель.
Башмаков понял – дело неладно, взял, открыл, пошевелил пальцем денежки.
– И дальше что?
– Воровские, свеженькие, одна в одну, – объяснил Семейка. – А кланяется ими новопреставленный раб Божий Бахтияр.
– Не знаю такого, – заявил Башмаков. – Ну, давайте-ка прямо, без выкрутасов.
– А коли прямо – спугнули мы злодея, что на тот свет раба Божия Бахтияра, а как его крестили – неведомо, отправил. И тот Бахтияр перед смертью велел нам твою милость сыскать и доложить, а что доложить – мы не разобрали. Тут же он и скончался. А было то на самом берегу меж Благовещенской и Водовзводной башнями, ближе к Водовзводной.
Мы его обыскали и этот кошель нашли, – объяснил Семейка. – И тут мы, батюшка Дементий Минич, на тебя подумали – мол, твой это человек, нищим вырядился и тайный розыск по воровским деньгам вел. Потому и прискакали среди ночи.
– Нет, Семен, не мой это человек… – Дьяк вздохнул. – Нищий, говоришь?
– На нем лохмотья были – хоть нос зажимай, да на роже сырого мяса кусок – наподобие язвы, дело известное. Но тут еще кое-что любопытное имеется. Говори, Данила.
– Темновато тут, – отвечал Данила. – Не понять будет.
Но все же достал из-за пазухи замотанные в холстинку оба джерида.
Башмаков протянул руку, Данила ничтоже сумняшеся чуть не ткнул ему в ладонь обоими остриями, но Семейка, который впотьмах видел лучше кота да еще имел похвальную привычку присматривать за младшим товарищем, стукнул его по кисти, и Башмаков не пострадал.
– Там, твоя милость, два персидских джерида, черены бирюзой осыпаны. Оба одинаковы – из одного джида. И одним того Бахтияра порешили, а другой Данила с Желваком в казанском кремле подобрали. Теперь рассказывай, свет, как ты первым джеридом-то разжился.