– Так кричала ж, что купецкая вдова! – Алена узнала этот обиженный басок.
– Вдова, вдова… Ты на нее глянь – какая она тебе купецкая вдова? Заморыш!
– Завралась девка, вот что…
– Так сами ж орали – вот те, Федька, купчиха, давно поджидал!
– Вот те и купчиха!..
– Впредь те, бабушка, наука – не ходи замуж за внука!
Грянул хохот, но сразу смолк.
– Пес! – услышала Аленка звонкое, резкое, удару плети подобное словцо. По общему покорному молчанию поняла – пришел хозяин. Атаман. Сам Баловень.
Она приподнялась, опершись на локоть, открыла глаза и увидела стоявшего прямо перед ней мужика средних лет, чернобородого, в меховом колпаке и распахнутой короткой шубе. Стоял он, росту вроде и среднего, – руки в боки, глаза в потолоки, выпрямившись да вытянувшись, и потому смотрелся вровень с долговязым, да понурившимся Федькой.
– Девство рушить – последнее дело, – произнес этот мужик, и голосишко вроде был тонковат, не по чину, а слушали, не перебивали. – Девок обижать – грех, Бог накажет. Баба – у той не убудет. Говорила она тебе, что девка?
– Да мало ли что она говорила, я и не слышал… – признался сдуру Федька.
– Когда дурак умен бывает? – спросил атаман, оборотясь к сгрудившейся за его спиной ватаге, и сам же себе ответил: – Коли молчит! Ты, Федя, у нас не просто дурак, а дурак впритруску!
Раздался смешок.
– Да ладно тебе, Баловень, – обратился к остроумцу мужик постарше. – Что делать-то с девкой? Отпускать-то – никак…
– Вот то-то и оно…
Тут вдруг Федьке взбрело на ум, что есть способ поправить дело.
– Дядька Баловень!
– Ну?
– Я на ней женюсь!
– Ого! – Такое отчаянное решение изумило Баловня до чрезвычайности. И прочие также остолбенели.
– Жених, блудлива мать… – заметил кто-то незримый.
Аленка села и одернула подол.
– Очухалась, дура? – Оказалось, что всё это время возле нее стоял еще один налетчик, он-то и протянул руку. – Подымайся! Кланяйся атаману.
Ноги Аленку не держали – едва ощутив ступнями землю, рухнула она перед Баловнем на коленки.
– Христа ради, не погуби…
– Да уж погубил тебя наш дурачина, – заметил Баловень. – Детинушка – с оглоблю вырос, а ума не вынес!
– Да женюсь я! – с пронимающим душу отчаянием завопил вдруг Федька. – Сказал – женюсь! Христом-богом!.. Сказал же! Все слышали – же-нюсь!
* * *
– Возьмешь высевок шесть щепоток, – озадаченно повторила Алена. – Размочишь в теплой водице. Размочила, ну?… Мерку муки заваришь крутым кипятком, истолчешь пестом… Истолкла, ну?… Пусть остынет, чтобы палец не жгло… Не жгло, ну?… Смешаешь с размоченными высевками… Выйдет опара. Поставишь всходить…