Рихард весьма был рад, узнав, что Альберт ночует в уединенной комнате, где не скоро могли подать ему помощь. Это обстоятельство, казалось, способствовало успехам жестоких его предприятий. Но при том, опасаясь, что один не может столь удачно совершить злодеяния, открылся в том Гондемару, своему любимому служителю, и посредством немалой денежной награды преклонил его клясться содержать оное в тайне и вспомоществовать намерению его. Рихард не ужинал с герцогом, под предлогом прискорбия о поступках сестры своей, и оставался в своей комнате.
Альберт, находясь за столом с Гримоальдом и Раймондом, спросил последнего, что значило слово любимцев, произнесенное им во время процесса Эдгара. Это слово поразило его слух и сделало в душе глубокое впечатление; он также приметил, что Брюншильда, хотя весьма раздраженная сим выражением, но не столь усильно требовала оному изъяснения, как бы всякая добродетельная женщина, будучи на ее месте, должна была учинить. Раймонд не мог бы отказать ей в том без собственного нарекания; но Брюншильда, видя его в готовности отвечать, прекратила дальнейшие о том вопросы. Все это привлекло внимание и возбудило любопытство Альберта. Он вопрошал также Раймонда, что разумел он чрез тайные переговоры. Раймонд не замедлял его удовлетворить; ибо он неспособен был обвинять кого-либо в преступлении без ясных доказательств.
— Вчерашнего дня вечером, — говорил он герцогу, — дожидая вас, услышал я, что некто идет по галерее за несколько шагов от моей комнаты. Думая, что это вы, и желая поскорее с вами соединиться, отворил я тихонько дверь и увидел Эдварда, который, не приметив меня, вошел в комнаты вашей супруги в сопровождении двух доносчиков, которых мы допрашивали. Несколько спустя, услышав, что они вышли, отворил опять дверь; но это были двое последних, Эдвард же остался у герцогини. Трудно меня уверить, что это ночное свидание было невинно; по крайней мере, должно почесть его неблагопристойным и весьма подозрительным, и я думаю, что мои по сему случаю выражения не покажутся вам теперь неприличными.
— Гнусная и вероломная жена! — вскричал герцоге. — Все проказы и таинственный стук, слышимый в запустелом отделении замка, конечно, есть хитрости твоего изобретения, чтоб тем сокрыть развращения свои; но я не удовольствуюсь теперь заключением ее на один месяц в это отделение: всю жизнь свою проведет она там. Я никогда не мог ее любить; но при всем том прилагал все способы скрывать от нее свою холодность. Всегда поступал с нею как с обожаемою супругою, предупреждая малейшие ее желания. Мой отец, стараясь более о моем богатстве, нежели о счастии, принудил меня вступить с нею в брак, хотя я страстно влюблен был в другую, которой лишился безвозвратно: она постриглась вне своего отечества и, конечно, оплакивает свои и мои несчастия. Соединясь с Брюншильдою, учинился обладателем обширных ее поместьев; но еще недавно получил во владение сей замок. Будучи уверен о искренней ее ко мне привязанности, дал ей с самого брака своего полную волю управлять всем по своим прихотям. Но забудем о предмете, недостойном нашего внимания. Приготовимся к другому посещению духов, и возьмем каждый по лампаде в предупреждение, чтоб не остаться опять в темноте.