…Она научила насъ разбирать „Битву русскихъ съ кабардинцами“ и „Войну и миръ“ Льва Николаевича Толстого… Безъ нея мы бы проводили свободное время въ трактирѣ, лѣчили бы животъ перцовкой, а порѣзанный палецъ — паутиной. Мы бы не извѣдали прелести знаній, восторга мышленія, и даже послѣ смерти ждали себѣ на томъ свѣтѣ горячихъ угольевъ и сѣры.
…Когда рабочій будетъ въ деревнѣ разсказывать о примѣчательностяхъ Петербурга, онъ не забудетъ сказать, что за Невской заставой, въ грязномъ дворѣ, въ смрадномъ воздухѣ, сверкаетъ этотъ драгоцѣнный камень, бьетъ родникъ новыхъ чувствъ и новыхъ стремленій…»
Теперь учителя въ свою очередь благодарятъ учениковъ.
— Дѣти, воспитываютъ своихъ родителей для идеаловъ будущаго, — говоритъ одинъ, — учащіе являются учениками своихъ учениковъ.
Другой заявляетъ взволнованно: «Ваша аудиторія — первая по отзывчивости, первая по вниманію. Послѣ утомительнаго дня вы приходите къ намъ, но во всемъ Петербургѣ я не знаю такихъ слушателей».
В. Я. Аврамовъ говоритъ заключительную рѣчь. Ему семьдесятъ лѣтъ, но онъ держится бодро. Онъ работалъ для школы съ перваго года. Этотъ юбилей, вмѣстѣ съ тѣмъ, и его юбилей.
Его встрѣчаютъ оваціями. Всѣ вскакиваютъ на ноги и кричатъ, и долго не даютъ ему выговорить ни слова.
— Вы, быть можетъ, устали, — говоритъ старый учитель. — Простите, если я задержу ваше вниманіе еще немногими словами. Мнѣ 70 лѣтъ. Этотъ юбилей для меня послѣдній. Многіе изъ васъ увидятъ второй юбилей, я не увижу. Пусть же слова мои будутъ, какъ мое завѣщаніе и прощаніе съ вами. Я помню этотъ трактъ 25 лѣтъ тому назадъ. Не было ни школъ, ни театровъ. Одна была школа — кабакъ. Въ этой школѣ рабочіе получали свое образованіе. Они выходили оттуда раздѣтые, въ опоркахъ вмѣсто сапогъ. Лѣтомъ они развлекались игрою въ орлянку, зимою устраивали на невскомъ льду кулачные бои; здѣшнія фабрики бились съ зарѣчными. Я хорошо помню, какъ они выходили стѣна на стѣну. Эту школу мы устроили вскорѣ послѣ 1881 года мрачной памяти, въ реакціонное время. 25 лѣтъ мы учили здѣсь. Я, напримѣръ, училъ математикѣ, вычислялъ усѣченныя пирамиды, радіусъ земли. Теперь спрашиваю себя, не слѣдовало ли мнѣ избрать что-нибудь болѣе близкое, прикладное? Фабричное законодательство или, напримѣръ, мыловареніе? Я этого не думаю. Въ эти короткіе вечерніе часы мы не могли бы дать вамъ настоящихъ знаній, но мы открывали предъ вами процессъ познанія истины. Истина вѣчна, математическая истина имѣетъ силу не только для земли, но и для всей вселенной. За эту истину погибали, умирали на кострахъ. Бъ этой истинѣ сила человѣческаго духа…