Каждый разъ, когда я подъѣзжаю къ Финляндскому вокзалу, мнѣ становится жутко.
Что изъ того, что со мной нѣтъ никакой контрабанды?
Вотъ въ бумажномъ кулькѣ десятокъ апельсинъ, самые простые апельсины, безъ всякой крамольной аллегоріи, куплены въ фруктовомъ магазинѣ у Соловьева. Апельсины, впрочемъ, скверные и я не ручаюсь, что они не поддѣланы изъ желтой кожи и губки.
Подмышкой сѣрая масса, завернутая въ тряпку, мягкая и жирная на ощупь. Ей Богу, это не динамитъ. Это только замазка для оконныхъ рамъ. На зимней дачѣ дуетъ и каждый день приходится замазывать щели.
Замазка вещь невинная, но какъ мнѣ обнаружить «въ случаѣ чего», что я тоже невиненъ?..
Какъ доказать по нынѣшнимъ временамъ, что я не верблюдъ, а всего только заяцъ, по снисхожденію начальства еще не подкованный?
Были другіе, доказывали: — торговецъ масломъ изъ Валикалы, одинъ адвокатъ, два инженера и три декадентскихъ поэта, — да, цѣлыхъ трое и одинъ изъ нихъ даже дважды въ теченіе недѣли. Должно быть «въ сферахъ» не одобряютъ декадентскаго направленія. Они доказывали, но не могли доказать; ѣхали домой, и попали въ участокъ.
Торговецъ масломъ, кажется, до сихъ поръ ждетъ рѣшенія своей участи и, чтобъ доказать свою благонамѣренность, съ утра до вечера поетъ: «Коль славенъ».
Попался одинъ такой, что вспомнилъ о благодѣтельной гласности.
— Я въ газеты напишу.
— Какія газеты, нечего тамъ, разувайся!..
Во всемъ этомъ радости мало. Отберутъ всѣ деньги до послѣдняго двугривеннаго. Поди потомъ, получай ихъ обратно. А между тѣмъ деньги стали рѣдки въ природѣ.
Ищутъ какого-то рыжаго, съ гладкоостриженной головой, плотнаго, съ быстрыми глазами. По примѣрамъ выходитъ Пуришкевичъ. Кстати онъ недавно сдѣлался конституціоналистомъ и скрылся изъ союза русскаго народа. Все-таки пусть бы ревизовали только рыжихъ. За что страдаемъ всѣ мы, русые, черные, сѣдые?
Успокоеніе, успокоеніе, сколько жертвъ приносимъ мы на твой алтарь, вольныхъ и невольныхъ!..
Положимъ, часовъ въ двѣнадцать ночи начнется наконецъ разговоръ, наскоро, по телефону.
— Что нашли?
— Да ничего порядочнаго…
— Ну, отпустить его.
Въ половинѣ перваго отпустятъ, безъ денегъ и безъ билета. Иди на всѣ четыре стороны!..
И оттого, когда мы уѣзжаемъ изъ дому, мы прощаемся съ женами и дѣтьми, дѣлаемъ нужныя распоряженія. Скоро мы будемъ завѣщанія писать передъ отъѣздомъ…
— А зачѣмъ вы живете въ Финляндіи?
— Ей Богу, безъ отношенія къ политикѣ. Воздухъ въ Финляндіи лучше, море близко, хотъ мерзлое, а все-таки море. Можно по льду уйти, даже до Лисьяго Носа, и разрѣшенія не спросятъ. И климатъ болѣе твердый, чѣмъ петербургская слякоть, и не мѣняется такъ часто.