Они вышли из приёмной, поднялись по лестнице и вошли в галерею, где находились спальни. Остановившись у двери, аббатиса тихо отворила её и впустила Ивлина в комнату, где пред ним открылось зрелище, которое чуть не лишило его сил.
На кровати, такой же простой, как и вся скромная обстановка кельи, лежала Коломба. На лице её была печать смерти. С тех пор как Ивлин видел её в последний раз, в её наружности произошла сильная перемена, но красота не уменьшилась. Своими суровыми чертами, своей мертвенно-белой кожей она походила на изящное мраморное изваяние. Даже положение способствовало этому сходству: её руки благоговейно прижимали Распятие к груди. Рядом стояла на коленях Кэти Лоу и горячо молилась: в отдалённом конце кельи находились две монахини, также на молитве. В ту минуту это глубоко трогательное зрелище было почти невыносимо для Ивлина, но впоследствии, когда горечь страдания прошла, он любил вспоминать о нём.
Дверь отворилась так тихо, настоятельница с Ивлином вошли такими неслышными шагами, что сначала никто в келье не заметил их присутствия. Было слышно только, как Кэти Лоу и монахини шептали молитвы. Сдерживая дыхание, чтобы не нарушить священного спокойствия вздохом или стоном. Ивлин посмотрел на ту, которую любил. Её положение было так безжизненно, что в первые минуты он думал, что всё кончилось, но при более тщательном наблюдении слабые движения груди показали, что жизнь ещё теплится. Восклицание, которого он не мог сдержать, заставило Коломбу открыть глаза. Она устремила их на Ивлина: слабый, чуть заметный румянец пробежал по её бледным щекам, лёгкая улыбка заиграла на губах. Но румянец тотчас же погас, и хотя глаза с любовью ещё были устремлены на него, её взор постепенно тускнел. Заметив приближение Ивлина, Кэти Лоу поднялась с колен и отошла вглубь кельи.
Получив возможность приблизиться к умирающей, Ивлин поцеловал её в лоб и, взяв худую, холодную руку, молил её сказать что-нибудь. Умирающая девушка сделала усилие, чтобы исполнить его просьбу. Ея уста зашевелились, но способность речи покинула её, ни одного звука не слетело с её уст. Ивлин почувствовал только лёгкое пожатие руки, которую держал. На нём остановился её последний взор, в котором читалась уже безмолвная любовь. Только тогда сердце страдалицы успокоилось навеки, и эта любовь потухла. Ивлин был выведен из забытья аббатисой, которая сказала ему с состраданием:
— Не горюйте о ней, сын мой! Вы только на время расстались, но на небесах соединитесь с ней. А теперь уходите отсюда, позвольте нам помолиться о душе нашей усопшей сестры.