Плечи Анселя поникли, и он уставился в пол, не желая смотреть на меня.
– Да. Я знал.
Весь воздух разом выбило у меня из груди. Три слова. Три точных удара.
Дыхание вернулось, а с ним – горький гнев.
– Почему ты молчал?
Если бы Ансель рассказал мне – если бы он был истинным шассером, – ничего этого не случилось бы. Я не был бы так слеп. Я бы все решил до того, как… до того, как я…
– Я же сказал. – Ансель все так же смотрел на свои сапоги, ковыряя ногой обломок извести. – Лу – мой друг.
– Когда? – спросил я безразлично. – Когда ты узнал?
– Когда сжигали ведьму. Когда… когда с Лу случился тот приступ. Она плакала, а ведьма кричала – а потом они поменялись. Все думали, у Лу припадок, но я ее видел. И почуял колдовство. – Глаза Анселя блестели. – Она горела, Рид. Не знаю как, но она забрала у той ведьмы боль. Забрала ее себе. – Он тяжело вздохнул. – Вот почему я тебе не сказал. Потому что, хоть я и понял, что Лу ведьма, я также знал, что она – не зло. Она уже горела на костре однажды. И не заслужила такой участи снова.
Я молча переводил взгляд от мадам Перро к Анселю, чувствуя как жжет в глазах.
– Я бы никогда не причинил ей боль.
И, едва произнеся эти слова, я осознал их истинность. Даже если бы Ансель рассказал мне, это ничего не изменило бы. Я не сумел бы привязать ее к столбу. Побежденный, я спрятал лицо в ладонях.
– Хватит, – резко сказала мадемуазель Перро. – Как долго ее уже нет?
– Около часа.
Ансель неуютно пошевелился, а потом пробормотал:
– Ведьма что-то говорила про Моргану.
Мои руки обмякли при виде искреннего страха, исказившего лицо мадемуазель Перро. Еще недавно в ее глазах читались ненависть и осуждение – теперь же она посмотрела на меня с внезапной и пугающей серьезностью и тревогой.
– Нам нужно уходить. – Распахнув дверь, она выбежала в коридор. – Здесь об этом говорить нельзя.
У меня внутри все сжалось от волнения.
– Куда нам идти?
– В «Беллерозу». – Она даже не оглянулась. Не видя иного выхода, мы с Анселем поспешили за ней. – Я обещала встретиться с Бо, и там есть кое-кто, кто может знать, где сейчас Лу.
В «Беллерозе» было сумрачно. Я в борделе никогда прежде не бывал, но, увидев мраморные полы и сусальное золото на стенах, предположил, что этот дом непотребства побогаче прочих.
В углу сидела арфистка, играла на инструменте и напевала печальную балладу. Женщины в легких белых одеждах медленно танцевали. Несколько пьяных гостей голодными глазами наблюдали за ними. В центре комнаты пузырился фонтан.
Места напыщенней я в жизни своей не видел. Мадам Лабелль оно подходило идеально.