– Ну? – Нетерпеливо глядя на меня, она оправила юбку. Я нахмурился. Судя по всему, от близости смерти моя мать становилась раздражительной. Но я не возражал, ведь благодаря этому я мог думать о ее раздражении, а не о том неуютном чувстве, которое в этот миг росло и росло у меня внутри. Много невысказанных слов пронеслось между нами, когда мадам Лабелль умирала.
Вина. Гнев. Тоска. Сожаление.
Да, лучше уж раздражение, чем все это.
Я отрывисто и хмуро пересказал все, что случилось в храме, очень размыто обмолвившись о том, какую роль сыграл в нашем спасении сам.
Но мадам Лабелль была досаднейше сообразительна. Она видела меня насквозь.
– Ты что-то недоговариваешь. – Она наклонилась ближе и вгляделась в меня, поджав губы. – Что ты сделал?
– Ничего.
– Разве? – Мадам Лабелль изогнула бровь и откинулась назад, опершись на руки. – То есть ты утверждаешь, что убил своего патриарха, человека, которого любил, безо всякой видимой на то причины?
Любил. В прошедшем времени. От мысли об этом у меня к горлу подкатил ком. Я кашлянул, чтобы от него избавиться.
– Он ведь нас предал…
– А потом твоя жена вдруг ожила, тоже безо всякой видимой на то причины?
– Она и не умирала.
– И откуда ты это знаешь?
– Потому что… – Я осекся, слишком поздно осознав, что не смогу объяснить нить жизни, связавшую Лу с Архиепископом, и вместе с тем не выдать себя. Мадам Лабелль, сощурившись, смотрела на мои мучения. Я вздохнул. – Я… просто как-то смог увидеть это.
– Как?
Я уставился на свои сапоги. Плечи заныли от напряжения.
– Я увидел… какую-то нить. Она… связала их между собой. И пульсировала в такт с сердцем Лу.
Мадам Лабелль резко села и тут же поморщилась.
– Ты увидел узор.
Я ничего не ответил.
– Ты увидел узор, – повторила мадам Лабелль, будто говорила сама с собой. – И распознал его. И… использовал. Но как? – Она снова наклонилась ближе и схватила меня за локоть с неожиданной силой, пусть даже руки ее дрожали. – Откуда он взялся? Ты должен рассказать мне все, что помнишь.
Встревожившись, я приобнял ее за плечи.
– Тебе лучше отдохнуть. Мы поговорим об этом потом.
– Рассказывай. – Она впилась ногтями мне в предплечье.
Я смерил мадам Лабелль свирепым взглядом. Она ответила мне тем же. Наконец, поняв, что она не уступит, я раздраженно выдохнул.
– Не помню. Все случилось очень быстро. Моргана вспорола Лу горло, я подумал, она мертва, а потом… просто темнота. Она меня поглотила, я не мог ясно мыслить. Просто… среагировал. – Я умолк и тяжело сглотнул. – А потом из темноты… появилась нить.
Я смотрел на свои руки, вспоминая тот мрак. Я был там один – совершенно, поистине один. Эта пустота напомнила мне об аде – о том, каков он по моим представлениям. Мои руки сжались в кулаки. Я уже смыл кровь Архиепископа со своих рук, но они все равно оставались незримо запятнаны ею.