— Просто оставьте меня одну, пожалуйста.
— Конечно, миссис Фридманн. Я буду внизу, если вам что-либо потребуется.
Улыбающийся Генрих показался в дверях днём позже, правда, придерживаясь одной рукой за косяк, но хотя бы на своих ногах. Я тут же бросилась обнять его и прорыдала у него на здоровом плече как мне казалось несколько часов. Он уже узнал о Мак-Махоне и его методах допроса от агента Фостера, как он сам объяснил мне позже, и не уставал повторять, что всё теперь было позади, что мы были в надёжных руках, и что ничего плохого больше с нами никогда не случится. Я заплакала ещё сильнее, потому что знала, что эти его слова были ложью, как бы мне не хотелось верить в обратное.
— И перестань оплакивать свою косу. — Генрих с улыбкой заправил неровно обрезанные пряди волос мне за ухо. — Это всего-навсего волосы. Они так быстро отрастут, что ты и не заметишь.
Да как же мне было ему объяснить, что плакала я вовсе не из-за волос, а из-за того, что эта самая коса вполне возможно поможет им арестовать моего Эрни. «Ну почему он не бежал тогда в Южную Америку с Отто, когда ещё был шанс? Почему не хотел спасти себя», продолжала я мучить себя одними и теми же вопросами, вытирая нескончаемые слёзы с глаз.
Чудесная майская погода за окном только ещё больше меня угнетала, словно издеваясь над моим отчаянным состоянием своими весело щебечущими птицами, тёплыми лучами солнца и расцветшими деревьями, каким-то образом пережившими все эти бесконечные бомбежки и пулемётный огонь. Только вот сейчас эта свойственная одной природе победа жизни над смертью была попросту отвратительна мне в своём непоколебимом, гордом величии, потому что где-то совсем рядом кто-то выслеживал Эрнста, чтобы убить его. Американцы слушали внизу свой джаз, в то время как я лежала в своей кровати без малейшего желания пошевелить и пальцем.
Не знаю даже, который сегодня был день, потому как они все давно слились для меня в один бесконечный, когда агент Фостер снова постучал в мою дверь.
— Миссис Фридманн? Как вы себя чувствуете сегодня?
— Хорошо, — машинально отозвалась я. В своём угнетённом полузабытье, в котором я пребывала в последнее время, я вообще больше ничего не чувствовала.
— Мне нужно, чтобы вы кое-что для меня подписали.
— Да, конечно.
Я заставила себя подняться с кровати и села на край. Агент Фостер последовал моему примеру и присел рядом, передавая мне бумаги, что держал в руках.
— Вот ваш новый американский паспорт, миссис Фридманн… Или мне стоит вас теперь называть миссис Розенберг?
Улыбка, игравшая у него на лице, была похожа на улыбку родителя, вручавшего ребёнку его первый рождественский подарок.