Я смутно запомнил процедуру увольнения у директора. Собралось очень много народу, там, под дверью, были слышны удивленные голоса. Я подписал все, что нужно было, забрал документы. Сидел, уставившись в окно, пока мистер Девенпорт еще раз в красках описывал персоналу школы, что случилось. Незаметно достал телефон. Ни новых черновиков, ни заметок. В истории мобильного браузера новый запрос: «оставшиеся вакансии на радио Теннесси Войс». Ни черта не понял. Зачем?
Разобраться или хотя бы подумать времени не было.
Потом меня, как будто под конвоем, повели в большой зал. Тут я понял, что должен буду что-то сказать. Меня почти затошнило, когда я представил множество уставившихся на меня знакомых глаз.
Потом я их увидел.
Я почувствовал себя уставшим. Внутри вскипела злость, но тут же стала приглушенной. Тут все было не так, слишком глупо, они ничего не знали. Кэрол была моей девушкой, самой настоящей, и сейчас мне хотелось просто закрыть глаза и почувствовать, что она обнимает меня и успокаивающе гладит по волосам. Мне кажется, это немного.
К тому же, это мое.
А в зале была вся старшая школа, включая чьих-то родителей, в основном, правда, матери-домохозяйки, которым просто заняться нечем, вот и пришли поглазеть на скандал в школе у любимых чад. Заодно продемонстрировать, какие они заботливые. Но ведь и перед ними почему-то стыдно. В первом ряду сидели учителя и отец Кэрол, которого, слава богу, на сцену не пустили.
Директор закончил пороть херню, сообщил, что меня уволили, и закончил тем, что я хочу сказать несколько слов. Мне навязчиво захотелось громко истерично заржать и сказать «не, не хочу», но я послушно взял в руки микрофон и даже прокашлялся.
Перешептывания прекратились. Все смотрели на меня. Я открыл рот и закрыл его. Потом, наконец, собрался с мыслями и все-таки выдал неуклюжее:
— Мне очень жаль, что я подвел вас и всю школу, и что в середине семестра придется искать нового преподавателя физики. Впрочем, совсем скоро рождественские каникулы, и, я думаю, эта проблема будет решена. Я… Я ухожу по личным причинам, о которых не хочу распространяться.
Я увидел ее. Пока говорил, искал глазами, и вот теперь вдруг увидел. Кэрол сидела на предпоследнем ряду, с самого краю. Подружка Мефодия, все время выпадает из памяти ее имя — в общем, та, что со стеклянными глазами — отрешенно смотрела перед собой, сжимая пальцами левой руки ладонь Кэрол. Она явно меня не слушала. А впрочем, я и сам себя не слушал.
Кэрол не поднимала головы. Вглядевшись, я понял, что у нее в руках снова чей-то телефон. На миг в сердце шевельнулось отчаянное подозрение, что она все же что-то задумала, но реалист во мне на корню задавил всякую надежду. И правильно сделал, в общем-то.