Натягивая на плечи легкую куртку, с крыльца спустился старик.
— До магазина схожу, — по привычке бросил он через плечо. — И чтобы тихо мне тут было! Кто придет — пусть ждут.
За калиткой старик остановился, спрятал руки в карманы. Тропинка, деловито пробегающая мимо его дома, вела к поселку, от которого он давно отгородился своим одиночеством, лишь изредка выбираясь за продуктами да за газетами, чтобы было что почитать перед сном. Но сейчас старик смотрел в другую сторону — туда, где за тонкой полосой поля бежала речка. Его тянуло к ней, тянуло властно, как будто дело требовало спешки. Он все топтался на месте, все медлил, не желая верить своим чувствам, а его подталкивало в спину, дергало за рукава, теребило штанины — да иди же, иди! Порыв ветра рванул капюшон куртки, бросил в спину мелкий мусор, подхваченный с лужайки, лисой обернувшись вокруг, запорошил глаза пылью. Старик сделал шаг, другой, потер лицо широкой ладонью и, сгорбившись, похромал к реке.
Беспокойная тропинка помогла человеку спуститься по пологому склону к самому берегу небольшой, но живой течением речки. Старик не сразу пошел к воде, сначала огляделся, слегка задрав голову, как делают дальнозоркие люди, потоптался, пробуя, тверда ли под ногами земля, потом неторопко шагнул на каменистый берег.
Беду увидел сразу, да и выглядывать ее не пришлось: две широких колеи толстыми змеями ползли по берегу. Вот остановились, прожали глубокие ямы среди камней, потом машина снова тронулась и ушла за поворот, под тонкие ветви ив, туда, где был удобный широкий выезд. Река волновалась. Противу ветра гоняя волны, она шуршала-стонала камнями, выплескивала брызги-слезки, раздраженно кусала берег. Старик глубоко вздохнул, смиряясь, медленно разулся, закатал штанины и тяжело пошел в воду.
— Не мое уже дело это, дура ты! Скоро надзор поедет, уберет. Стар я для этого, пойми. Что вам всем надо от меня, а? Всю жизнь на вас… и теперь покоя нет… Оставьте меня, дайте дожить спокойно… Ну сейчас… да погоди, не замочи… Не мешай!
Под свое тихое недовольное ворчание старик выбирал из реки тонкую сталь жестокой сети. Попавшие в нее рыбы бились за жизнь, но не каждая уже могла выжить: порванные жабры, искалеченные плавники, вырванные куски плоти, пустые глазницы, — неисчислимые беды, принесенные грубым железом. Самых увечных старик, сжав на мгновение в ладони, выбрасывал на берег, где они быстро затихали, остальных выпускал по течению, наудачу. Река курицей-наседкой вертелась вокруг ног человека, нежно принимая каждую спасенную рыбешку.