Платон Петрович улыбнулся:
— Бог с тобою!.. Мне ли осуждать тебя. Может быть, в этом случае ты и права…
3
А потом Платон Петрович дал Зинаиде покататься на своей лошадке. Сеня и Рома в миг подоставали из машины свои видеокамеры, когда увидали, с какою грациозностью их Зинаида взлетела в седло и, покружив немного на месте, рванула вверх по склону. Только комья земли из-под копыт и только светлые волосы, разметавшиеся на ветру длинным шлейфом… И это всё. Как будто какая-то недостижимая мечта уносилась от них, придурков, прочь, навеки.
— Как она красива! — сокрушённо простонал Сеня.
— Ну и баба!.. — покачал головою толстяк Рома.
Выражение лица у него стало каким-то необыкновенно серьёзным, человечным, и все его блатные замашечки вдруг куда-то испарились. — Ну даёт!.. Где ж это она так научилась в седле держаться? Неужели — в этом своём Ростове?..
Но, когда она вернулась, миг душевного просветления у обоих пришибленных прошёл, и они к ней с этими расспросами и полезли: где ты так научилась? Ну ты и даёшь! А ну прокатись ещё, я тебя сниму на фоне вон той скалы — так эффектней будет!.. Как будто это и было самым важным!
— Ну что привязались к Зиночке! — недовольно пробурчал Платон Петрович. — Пойдёмте лучше я вас чем-нибудь угощу. У меня мёд есть, молоко есть, фрукты есть… Пойдёмте, ребята.
И «ребята» пошли.
— Хорошо бы чего-нибудь мясного покушать, — предложил Рома и похлопал себя по изголодавшемуся пузу.
Зинаида недовольно фыркнула на него.
— Можно и мясное сделать, — просто ответил Платон Петрович. — Но это готовить нужно. Вы тут пока посидите в тени, на лавочке, а я займусь. — С этими словами он взял большую стеклянную банку, где уже лежали куски мяса, утопая в уксусе и в луке, взял два длинных вертела и куда-то со всем этим пошёл. Судя по возникшим вскоре вкусным запахам — не очень далеко.
4
Уже когда ели, Сеня спросил:
— А скажите, пожалуйста, что это за шкуры вон там у вас поразвешаны?
— А это — волчьи, — ответил Платон Петрович. — Волки не любят, когда пахнет волчьими шкурами, и этот запах их отпугивает.
— А бывает, что всё-таки близко подходят?
— Бывает. Но на это у меня ружьё есть. А стреляю я метко.
— А вот скажите-ка, любезный, — с набитым ртом и с нагловатым смешком спросил Рома, — а по-христиански ли это — волков убивать? Ведь они же, насколько я понимаю, — тоже божьи твари?
— По-христиански, ребята, по-христиански… С волками иначе нельзя поступать.
— Ну, допустим, — не унимался Рома, — волки — это волки. Но вот овечки-то несчастные — вот мы их сейчас кушаем, а они-то чем провинились?