Роуз опять посмотрелась в зеркало. Вокруг никого. Портнихи оставили на кресле тяжелое свадебное платье, туфельки блестели алмазной пылью и только ждали того момента, когда их наденет невеста.
Вдруг на зеркале появились трещины и расползлись густой паутиной. Роуз опять не узнала себя. На выбеленном лице откуда-то появились пятна грязи, ссадины и капли крови.
— Что же ты наделала, Роуз? — услышала она даже не упрек — вздох сожаления. До боли знакомый голос.
Порыв ветра, голоса…
Ненавистное, пугающее «Взять!»
И кто-то оторвал ее от того, с кем ей было удобно, надежно…
Открыв глаза, понимая, что происходящее уже не сон, Роуз увидела каменные ступени, по которым ее куда-то волокли. Ногам было больно, и Роуз не оставляла попытки встать и идти самой, но никак не поспевала за стремительными шагами мужчин, чьи сапоги мелькали у самого лица.
Ее безжалостно тащили вниз. Она закричала. От боли в спине, где подсохшие царапины горели огнем, от обиды, что уснула и теперь не знает, жив ли Петр, от стыда, что так и не переоделась, и обитатели замка увидят ее грязное, израненное тело, просвечивающее через разорванную ткань тонкой рубашки.
— Петр! — закричала Роуз, но ничего не услышала, кроме шаркающих по ступеням шагов своих мучителей.
Когда Роуз выволокли наружу, яркий свет заставил ее зажмуриться. Ее бросили недалеко от галереи, на траву, по которой она шла ночью. Но теперь на принцессе не было халата, только ее свадебная нижняя рубашка, которую выстирал Петр, а Роуз нашла и надела. Как хорошо, что хоть она осталась на ней! Пусть разодранная ткань не сильно прятало тело, но сев и обхватив себя за колени, Роуз тешила себя тем, что нагота скрыта от глаз надсмотрщиков.
Те стояли рядом, тихо переговариваясь на незнакомом языке, и чего-то ждали.
Роуз огляделась. За деревьями, буквально в нескольких шагах от нее, находился тот самый шатер, где развлекались ночные любовники. Как можно было заблудиться на небольшом пятачке? Темнота и страх погнали ее совсем в другую сторону от башни. Сейчас она жалела, что покинула ее. Ох, как жалела! Разве ей было там плохо?
Приближающиеся голоса заставили повернуть голову в сторону галереи. Двое крепких мужчин тащили по-прежнему бесчувственное тело Петра. Его голова свисала между вывернутыми руками, ноги оставляли широкий след на влажной от утренней росы траве.
Глаза Роуз защипало от слез.
— Его в подземелье, ее ко мне, — властный голос отвлек от угрызений совести.
Из тени вышла женщина, одетая во все черное. Длинное платье наглухо застегивалось на сотню мелких пуговиц, рукава открывали только кончики пальцев, а на голове, пряча волосы, скручивался жгутами причудливый тюрбан. Единственное украшение — тяжелый кулон с красным камнем смотрелся на груди кровавой раной.