Прибежала рогатая сторожиха: председателю велели явиться в правление — прибыл Прохоров.
Аребин шел на свидание с Прохоровым с тяжелым чувством — споры с этим вспыльчивым человеком как-то опустошали.
— Затвори дверь! — приказал Прохоров, не подавая руки; он пересек комнату из угла в угол; повернулся рывком, седая прядь на темени приподнялась и тут же поникла, прихлопнутая неласковой ладонью.
— Попроси вызвать Алгашову.
Аребин послал сторожиху найти агронома.
— На штурм трудностей нам следовало бы идти сообща, единым строем, — заговорил Прохоров негромко, вкрадчиво. — А ты, товарищ Аребин, норовишь все наперекор, вразрез с нашими интересами…
Аребин улыбнулся невесело.
— Уж не за интересы ли буржуазии я стою, по-вашему?
— Шутки твои неуместны! — вспылил Прохоров. — Может быть, ты и смел. Но не всякая смелость коммунисту к лицу, иная смелость позор за собой тянет, выговоры да покаяния… — Облокотясь на стол, сидел, обиженно нахохлившись, брови наползли на глаза. — Мы выносим решения, идем на поблажки — на год отсрочили вам, как маломощным, покупку техники. Вы же на наших решениях ставите крест. Купили. Зачем? Что это за демонстрация, черт возьми! — И локтем ударил по столу. — Что за самоуправство!
— Это не самоуправство. — Аребин сдержал себя. — Мы не хотим весь век быть маломощными.
Прохоров возвысил голос.
— То есть как это не хотите? — И медленно до багровости покраснел, устыдясь своего нелепо вырвавшегося вопроса; замолчал в замешательстве, уронил взгляд на туго сплетенные пальцы рук. Выручила вошедшая Наталья Алгашова; она встала у порога.
— Вы звали, Владимир Николаевич?
— Да, звали, — тотчас отозвался Прохоров, нарушая неловкое молчание. — Не держитесь за скобу, проходите. Не съедим.
Наталья села на стул и бестрепетно посмотрела на Прохорова. Прохоров, нахмурившись, спросил Аребина:
— Чем будете платить за машины? В долгах сидите по самую шею…
— А не выкупим машины — потонем в долгах с головой.
— Ладно. К этому делу мы еще вернемся. — Прохоров кивнул Наталье. — Сядьте-ка сюда, поближе. И объясните мне, пожалуйста. Мы для вашего колхоза запланировали под кукурузу семьдесят гектаров. А вы засеяли сорок шесть. Почему? Вам известно, какое значение придается этой культуре? Факт этот, товарищ Аребин, я квалифицирую не иначе как политический саботаж.
Серые, затененные раздумьем глаза Аребина с долгим вниманием остановились на собеседнике, на его лице с крупным и выпуклым, сердито нависающим лбом и широкими жесткими скулами.
— Вы тоже, Петр Маркелович, мрачновато шутите.
— Я не шучу.