— Брат верно говорит, Владимир Николаевич, — поддержал Еруслан; он сидел ступенькой ниже Папия и смотрел на Аребина снизу вверх. — Стой на своем. Мы этот пресс знаем. При толковой организации он может давать по пятнадцати тысяч штук в день.
— Организацию мы вам хотим подсказать такую, — перебил Еруслана Папий. — От карьера до пресса проложим рельсы — годов шесть назад их завезли для коровника, на подвесные склизы, но в дело не пошли и сейчас лежат возле кузницы; кузнецы потянули было немного, но я вовремя заметил и пресек. Старая вагонетка есть. Починим. Кузнецов заставим сделать платформу для подвоза сырых кирпичей к сушильным сараям и от сараев к печам. Вы за это не беспокойтесь. На постройку калильных печей надо тысяч тридцать кирпичей — кладите по рублю. Сложим мы сами, дадите в помощь людей. На это уйдет недели две…
— А управимся? — спросил Еруслан.
— Управимся. — На Аребина опять сверкнули из-под карниза бровей глаза Папия. — Уговор такой, Владимир Николаевич: не упускать летнее время… Завозите кирпич и дрова. Место для печей, сараев мы уже выбрали…
— Во сколько же нам обойдется кирпич? — Аребина больше всего тревожил этот вопрос.
Братья Аршиновы переглянулись; взгляды их спрашивали, отвечали, опять спрашивали; пошевеливание бровей отмечало сомнение, несогласие, а кивок седой головы утверждал.
— Двести пятьдесят рублей тысяча, — сказал Папий.
— Не может быть! — вырвалось у Аребина. — Вместо полутора рублей — двадцать пять копеек штука? Не ошиблись? Ну, а если не платить рабочим?
Аршиновы скромно усмехнулись: вопрос показался им скорее наивным, чем нелепым.
— Кто же задаром работает?..
— Не вы, конечно, — поправился Аребин. — Вы будете получать то, что положено.
— Не о нас речь. — Папий Аршинов встал, прикрыл пену седины фуражкой. — Решайте, Владимир Николаевич, дело верное…
Проводив Аршиновых, Аребин остался сидеть на крыльце, опять прикидывал, выверял… «Не круто ли беру? — с беспокойством думал он. — Не горячусь ли?.. Как бы не загрести руками больше того, чем смогу поднять! Надорвусь. Человек с надорванными силами не работник. Они, члены правления, тоже ведь не младенцы, у них опыта побольше моего. А, возможно, остерегаются из предосторожности: самостоятельность в них была задавлена, привыкли все делать по указке, с понуканием. Теперь этой указки нет, вот и озираются по сторонам, вот и страшатся: как бы чего не вышло, не получить бы нагоняя… Но, должно быть, в этом-то и заключается правда времени — круто порвать и отбросить путы, дать простор таланту человека. У любого дела, большого или малого, есть истоки. И от смелости, решительности вначале зависит успех всего дела. Братья Аршиновы не легкомысленные мальчишки, они ступают по земле твердо…» — Аребин с досадой, с невольным страхом отмечал, что жизнь села засасывает его все глубже, заслоняя весь свет вот этими кирпичами, коровниками, сеялками, вот этими мелкими заботами и хлопотами…