Вдова рассказывала соседкам:
— Ну жиличку бог послал, прямо ума не приложу, как с ней действовать!.. С утра до вечера плачет. Ночью не спит, бормочет что-то, ходит и все курит. Боюсь, как бы дом не спалила…
Однажды Наталья, надев хромовые сапожки, кожаную куртку со множеством кармашков на «молниях», вынув из чемодана плеть с красивой резной рукояткой, с веселой решимостью отправилась в правление просить лошадь, чтобы доехать до района: село ей не понравилось, пускай пошлют в другой колхоз. В правлении, кроме сторожихи, никого не застала и явилась прямо на конюшню.
У амбара, на ступеньке, сидел Кузьма Кокуздов, а вокруг него — кладовщик Омутной, конюхи Терентия Рыжова. Они курили, пряча цигарки в кулаки. Увидев Наталью, в ожидании примолкли. Кокуздов отбросил окурок и потер ладонью о ладонь в предвкушении чего-то примечательно-забавного, что должно произойти. Он встал, вынул из кармашка расческу и подул на нее.
Наталья строго и недружелюбно потребовала лошадь.
— Вам каких кровей, простите? — Кокуздов провел расческой по реденьким белесым волосикам на розовом темени. — Орловских, арабских или сойдет просто битюг? На тех, что еще держатся на ногах, возят, пардон, навоз.
Конюхи сдержанно хохотнули. Ноздри Натальи диковато расширились. Кокуздов спросил еще учтивее:
— И вообще, гражданочка, на какой предмет вам лошадка, позвольте вас спросить? Зачем вам в район? Ради прогулки или просить увольнения?
— Не ваше дело, — мрачно бросила Наталья. — Дайте мне лошадь.
— А русский язык вас научили понимать? — Кокуздова предупредительно дернули за пиджак: хватит, мол, подурачился и довольно, сядь; тот отмахнулся. — Знаете такое слово: «нету»? Или оно для вас незнакомо, вам хоть из-под земли вынь да положь?
Наталья закусила губу и с угрозой шагнула к Кокуздову:
— Вы что, скоморох?
— Ах, извиняюсь! — Кокуздов, вспомнив что-то, обрадованно воскликнул: — Есть лошадь! Только для вас! — Он обернулся к конюхам: — Оседлайте Урагана. Пусть дамочка прокатится…
— Не дури, Кузьма…
— Эх, угодим гостье, ребята! — настаивал Кокуздов. — Ну как не услужить такой фартовой бабочке! Пускай прокатится…
Наталья брезгливо отвернулась от Кокуздова: было в нем, в его шутовском кривлянье, что-то омерзительное.
Два парня вывели из конюшни сытого рыжего жеребца. Конь, нетерпеливо перебирая копытами, косил в сторону горячим, возмущенным глазом, по золотистой, с темной полосой спине волнами перекатывалась дрожь: беспокоило седло. Наталья чуть не вскрикнула от невольного восхищения. Конюхи переглянулись с затаенной ухмылкой. Кокуздов подмигнул им: сейчас, мол, она шарахнется.