— Гляди, как пошла! — Вася от удивления присел.
Ленька обозлился:
— Что мне глядеть! Сам гляди, ты чесал поле! — Он кинулся, спотыкаясь в бороздах, вслед за Натальей. Поравнявшись с машиной, Ленька вспрыгнул на ходу и схватился за рычаг. Трактор резко развернулся и встал.
— Слезайте, — приказал он Наталье. — Сами перепашем. По-хорошему сделаем.
Наталья, не оглядываясь, пошла к качалке. Не останови ее Ленька, она пахала бы всю ночь — из упрямства. И необходимо было убить грустные размышления о своей судьбе. Сегодня ей исполнилось двадцать восемь лет. С чем и с кем пришла она к этому дню, чего достигла? Одна. О семейной жизни вспоминать не только стыдно и горько — тошно. О счастье думала с усмешкой: не верилось, что оно вообще бывает, просто выдумали люди такое красивое, манящее слово и утешаются. Где оно, счастье, какие тропы ведут к нему? Она шла по многим и не нашла. Читала о нем в книгах, смотрела в кино, но какое оно — неизвестно…
Наталья вернулась к качалке. Молодая лошадка коснулась губами рукава ее кожаной курточки. Наталья дала ей квадратик сахара, погладила белую звезду между ее глаз, потом распутала вожжи и опустилась на обтянутое парусиной сиденье; лошадка неспешной рысцой побежала под изволок, к селу.
Дома Наталью ждала бутылка шампанского — утром посылала хозяйку в магазин: «Отмечу день рождения одна. Без шумных тостов, зато необычно…» Наталья, развеселившись, попросила у старухи горячей воды, вымылась, достала из чемодана вечернее платье, туфли — шесть лет назад она встречала в этом наряде Новый год. Белое платье лилось с плеч к полу и шуршало, как осыпающийся с дерева сухой искристый снег. Она села к зеркалу, тряхнула головой и ахнула от восторга: густые русые, чуть завитые на концах волосы касались открытых теплых плеч. «Боже мой, глаз не оторвать!.. — мысленно воскликнула она. — И вот… Никому моя красота не нужна, никого она не греет, не радует…» И вдруг вспыхнула от стыда — посмотрела на себя чужими, мужскими глазами; вырвался горловой смешок; но тут же она испуганно съежилась: представила возле себя Аребина; явственно услышала его дыхание возле своего уха, неспокойно обернулась — в избе никого не было. Но Аребин, как она ни старалась, не отходил от нее, безотвязно стоял рядом, ласково обнимал взглядом, добрый, стеснительный и от этого еще более обаятельный.
Наталья опять оживилась, забегала по комнате, накрывая на стол, взяла у хозяйки патефон и поставила пластинку с танцевальной музыкой. «Что же, не хочешь уходить, оставайся, — с задором озорной девчонки подумала она про Аребина и, положив руки на горло, засмеялась: влюблена. — Мы с тобой сейчас выпьем, Владимир Николаевич».