- Ничего я не знаю.
Цурлетти немного приходит в себя. Он чувствует, что класс на его стороне и одобряет его сопротивление профессору-инквизитору. Внезапно Цурлетти вскидывает голову и заявляет:
- Я отказываюсь отвечать.
Класс разражается аплодисментами.
- Молчать, или я заставлю вас очистить помещение!
Увы, Цурлетти исчерпал последние силы, тело его обмякло, голова беспомощно упала вниз. Профессор Грозали громко зовет сторожа, тот прибегает с ведром воды и выливает ее на голову бедняги Цурлетти. Несчастный открывает глаза и принимается жадно слизывать языком капли воды с лица. О боже, вода соленая! Муки Цурлетти от нее лишь возросли...
Теперь профессор Грозали вырос настолько, что ударяется головой о потолок. На лбу у него алеет шишка.
- Признавайся, прохвост! - переходит он на "ты". - Знай же, я взял в заложники твою семью!
- Нет, только не это, только не это! - умоляет Цурлетти.
- А я взял! Сторож! - громко зовет Грозали. Снова появляется сторож, он приближается к кафедре, подталкивая вперед отца бедняги Цурлетти, тридцативосьмилетнего почтового служащего. Тот идет, низко опустив голову. И обращается к сыну еле слышным голосом:
- Ответь, дорогой Альдуччо! Ради твоего отца, ради несчастной матери, слепнущей от слез, твоих сестер, упрятанных в монастырь.
- Хватит! - рявкает профессор Грозали. - Можете идти.
Цурлетти-отец уходит, старея прямо на глазах. Клочья седых волос бесшумно падают с его головы на плитки пола.
Цурлетти-сын судорожно всхлипывает. Но вдруг из-за парты поднимается благородный студент Цурлини, известный своей добротой, и твердо объявляет:
- Профессор, я все расскажу!
- Наконец-то! - ликует профессор Грозали.- Признавайся, признавайся!
Студенты холодеют от ужаса - неужели они взрастили шпиона и доносчика! Они не знают, на какой подвиг из чувства солидарности способен Цурлини...
- Юлий Цезарь пал, сраженный двадцатью четырьмя кинжальными ударами, - говорит он притворяясь, будто краснеет от стыда.
Профессор Грозали настолько изумлен, что даже не может с ходу отреагировать на это заявление. Он сразу уменьшился в росте.
- Как? - шепчет он. - Разве их было не двадцать три?
- Двадцать четыре, синьор профессор! - твердо повторяет Цурлини.
Многие в классе поняли его хитроумный маневр и дружно поддерживают товарища.
- Двадцать четыре, точно двадцать четыре, ваша честь!
- Но у меня есть доказательства, - не сдается профессор Грозали. - У меня хранится стихотворение нашего великого поэта и прорицателя. В нем он описывает чувства, охватившие статую Помпея в тот миг, когда Цезарь под удавами заговорщиков упал к его ногам. Вот протокольно зафиксированный текст стихотворения.