Отбрасывая девушку, Высший на миг отвлекся, и на этот самый миг его ментальный натиск ослаб, чем я и воспользовался. Щедро зачерпнув сил из пульсирующего где-то внутри зеленого сгустка, я вышиб ящера из своего сознания, совсем как на площади перед «Барклайс-центром», когда, сканируя меня, наг полез туда, куда я его пускать не хотел. Однако на этот раз я вложил в ментальный удар все силы, и результат не заставил себя ждать. «Ответка» оказалась настолько мощной, что ящер покачнулся и упал на колено. Раскрыв пасть, он что-то бестолково шипел, и теперь уже я, сокрушив защитные барьеры Высшего, мял и терзал его сознание, причиняя нагу невыносимую боль.
— Хва-а-ат-и-ит! — взмолился Хиссус, хватаясь за голову. — Хва-а-а-ати-и-и-ит… И правда — хватит.
«Отпустив» разум нага, я рывком вернулся в реальность, и вскинул револьвер. Сейчас, когда я полностью освободился от чужой воли, сковывающей разум, движение далось невероятно легко. Палец утопил спуск. И еще раз. И еще. Тело нага сотрясалось от попаданий, а я продолжал стрелять, пока в барабане не кончились патроны.
Перезарядив барабан скорозарядником, я защелкнул его на место, и подойдя к распростершемуся на земле ящеру, пинком перевернул тело.
Хиссус был мертв. Однозначно.
— Один — для людей, второй — для чудовищ, — снова вспомнил я фразу, вычитанную в глубоком детстве в какой-то книжке. — А ты — самое настоящее чудовище.
Сплюнув тягучую слюну на окровавленную морду, я развернулся, сунул револьвер в кобуру и, хромая и морщась от вспышек головной боли, двинулся к слабо шевелящейся на земле Рэйчел.
В отдалении, быстро приближаясь, выли сирены, над головой на бреющем полете прошел гравилет, где-то в стороне ревели моторы броневиков Багряного крыла. Я уселся прямо в лужу, прижал к себе вздрагивающую девушку, и сунул руку в карман. Пошарив там, отыскал в пачке целую сигарету, прикурил, выдохнул густой клуб дыма и приготовился ждать кавалерию.
Надеюсь, она не задержится.
— Ван дер Тоот! На выход!
Дверь камеры открылась, и я неохотно поднялся с узкой койки. За последние дни я с ней, можно сказать, сроднился, даже расставаться жаль. Купить себе домой такую же, что ли? Если, конечно, у меня еще будет дом, а не койко-место в бараке где-нибудь в Пало-Верде.
Встав, я потянулся и зевнул. Ожидающий меня снаружи гном в полной выкладке конвоира опешил от такой наглости, но ничего не сказал. В конце концов, я был примерным заключенным. Спал, ел и пялился в потолок, ничего не требуя, не истеря и не угрожая.
— Давай, пошевеливайся, — буркнул Высший. Я кивнул, шагнул за дверь и привычно развернулся к стене, выставив руки назад.