Алена заметила, что цвет глаз Стаса постоянно меняется. То ли это зависело от освещения, то ли от его настроения. Они могли быть похожи на крепко заваренный чай. На коньяк. На осенние листья, которые упали на дно озера. На шоколад — молочный или самый темный, горький. Сейчас они были почти черными.
— Когда я тебя увидел в клубе… Не знаю, как обожгло. Вспомнил все. И так стало… Не по себе. Как будто не два года прошло, а два дня.
— Какая разница, Стас? — тихо спросила она. — Если сейчас мы здесь, вдвоем? Ведь не я же тебя сюда затащила?
— Наверно, ты права, — он хотел убрать руку, но Алена еще сильнее сжала ноги.
Стас посмотрел на нее, улыбаясь едва заметно, одним только краешком губ, слегка подщурив нижние веки — как это делают кошки.
— Этот твой… ты с ним спала? — спросил он, и интонация, грубая, резкая, никак не вязалась с этой улыбкой. — Или просто за ручку ходили?
Алена вспыхнула и не ответила.
— Просто ты ни черта не умеешь. Как будто тот первый раз так единственным и остался.
Она закусила губу, едва сдерживая слезы — так обидно было это слышать. И ведь не похоже было, что ему так уж плохо. А с другой стороны, на что обижаться — все правда. Ни черта не умеет. Барсик, конечно, приятная компания, но в плане опыта ничем не лучше Олега. Разве что можно об этом не прямо в лоб лепить. Как будто она виновата.
Видимо, все это было так явно написано у нее на лице, что Стас рассмеялся и наклонился над ней, рывком выдернув руку, взятую в плен ее бедрами. Поймал приоткрытыми губами ее губы, сжал их крепко, как будто приказывал молчать, а потом провел между ними кончиком языка длинную тонкую черту. И тут же внизу живота отозвалось призывно и жарко. Ненасытно.
В линзах, в отличие от очков, Алена все-таки видела не так отчетливо. Как будто немного не в фокусе. Немного призрачно. Как будто стояла в темной комнате и смотрела на метель за окном. На свет фонаря в снежной мгле. А за спиной играла тихо любимая песня — грустная, с мягкими, как кошачьи лапы, басами и рваным ритмом. И все это напоминало о том самом первом разе. Не единственном — но все равно… единственном.
Стас продолжил черту — но только теперь пунктиром, легко и остро касаясь языком шеи, груди, живота. Резко развел ее ноги и так же остро дотронулся языком до клитора — поставил точку в конце фразы. Алена зажмурилась, и ей вдруг показалось, что она исчезла — сжалась в ту самую точку, став плотным, тяжелым сгустком пульсирующего наслаждения.
— Посмотри на меня! — низкий голос был как те самые кошачьи лапы, ласкающие и царапающие.