— Фрау Елена интересуется, — отвела я вопрос от себя, — Нравится ли вам то, что вы здесь увидели?
— У вас красивый город. Но я видел его только из окна машины. Мне бы хотелось познакомиться с ним поближе. Сейчас концерт, а потом… Слушайте, — он взглянул на часы, — После девяти я буду свободен. А уезжаем мы только завтра. Может быть, мы с вами погуляем по вечерним улицам?
— А ваша свита? Ваши сопровождающие?
— О, мы от них убежим… Не надо машины… Ведь город небольшой, правда? Как вас зовут? Майя? Вы согласны, Майя?
Я почувствовала в нем ту особенную свободу… Когда-то я летела в столицу. Еще мы не сели, нас только везли на автобусе к трапу самолета… И были среди нас иностранки… Даже звуков чужой речи не услышав еще, мы уже знали, что они — иные… Самая простая одежда — джинсы, футболки… Самые обычные лица… И та внутренняя свобода, о которой нам — только мечтать…
И в этом мальчике — потому что улыбка у него была совершенно мальчишечья, ощущалось это самоуважение. Не показное, но незыблемое.
Когда его позвали на концерт, последний его взмах руки был — мне:
— Майя (особенно жестко деля мое имя этим звуком «й») Я хочу видеть вас в зале тоже…
Я сидела на последнем ряду, приникнув головой к стене и закрыв глаза. Не раз бывала я на концертах: играли талантливые дети, преподаватели. Они садились к инструменту и заставляли его звучать…
Но Ричард… Он подошел к роялю так, будто спешил с нами заговорить. И не дано было ему говорить — иначе. Он сел, поднял крышку, окунул руки в клавиши… И зазвучал голос рояля… Я не знала, что подлинный его голос — исполнен благородной грустью и светом.
Переливы напомнили мне ту картину у Марика… бег воды в ручье. Вода цвета золотистого хрусталя, и солнце отражается в ней, и трепещет листва от порывов ветра… Я закрыла глаза, и это было как во сне. Я не знала, что явится в следующий миг…
Сколько раз нужно было повторять все это пианисту, чтобы пальцы его приобрели неземную легкость? Чтобы рояль зазвучал — небесным голосом.
Диц поднял и уронил руки, и улыбка его была так же светла, как его музыка.
И нескончаемые аплодисменты, в которых одно потрясенное «спасибо»… спасибо за чудо…
* * *
После концерта его звали в ресторан, а потом куда-то ехать, осматривать достопримечательности.
— Найн, найн, — замахал он руками, — Отель… спать, спать… Завтра…
И лукавейший прищур, и подмигивание мне.
И после, шепотом:
— Приходите через час, хорошо? — снова взгляд на часы, — В десять я буду ждать вас у входа в отель…
Мы шли по улицам, и на его никто не смотрел. Для прохожих он был просто симпатичным парнем. А любителей классической музыки, способных узнать в лицо знаменитых исполнителей, в нашем городе не водилось.