Потом пышная сладость пионов, великолепие роз — в которых уже все отточено, все совершенно.
А теперь — может быть рано — но сентябрь ощущаешь как родное, как ровесника.
Спокойная, немного печальная простота фиолетовых, лиловых, красных звезд — астр и хризантем. Сколько отпущено Богом теплых дней — столько и цвести. Все толще ковер под ногами — зарываются в листья поношенные мои туфли. И все светлее в небе: обнаженные ветви тополей — мудростью и смирением восточной графики.
Я возвращаюсь домой, чтобы выпить еще кофе и «нарисовать лицо». Двор, где стоит наш с Машкой дом, похож на сотни других, и я его не люблю. «Спальный район», сплошные шестнадцатиэтажки. Их высокие стены не пускают во дворы солнце, давят каменным «громадьем». Но здесь сравнительно недорогое жилье и родители помогли мне купить однокомнатную квартиру, когда я с маленькой Машкой ушла от мужа.
Вот об этом не хочется даже вспоминать. Год, прожитый у свекра со свекровью, в семье настолько чуждой, что я могла себя там чувствовать — в лучшем случае- гостьей, в худшем — девчонкой на побегушках — этот год был одним из самых тяжелых в жизни.
Супруг мой после работы расслаблялся вином, очень любил ходить по гостям. Родители надеялись, что он «остепенится» и упрекали меня, что этого не происхоит. Но мои любимые книги и фильмы — привычный досуг не слишком хозяйственной домоседки — для мужа не представляли ничего способного заинтересовать.
С появлением Машки мне стало совсем тяжело. Чужой дом, так и не ставший своим, где надо спрашивать разрешения по каждому поводу, самому мелкому. Первые месяцы дочка была беспокойной, мешала остальным.
Свекор со свекровью стали настойчиво интересоваться — нет ли у нас возможности заиметь свое жилье. Приводили в пример годы собственной молодости. Свекор тогда был военным, служил. Кочевали, снимали маленькие комнаты, спали чуть ли не на полу, но замечательная супруга — настоящая офицерская жена — везде умудрялась навести уют.
Мне было уже по-настоящему тошно, оттого что целый день приходилось находиться с людьми, понимания с которыми не было никакого. Не спускать с ребенка глаз — чтобы он никому не помешал. Мне это насточертело!
Тогда отец мой продал «северные» акции, купил нам с дочкой «однушку» — и я категорически заявила, что переедем мы туда вдвоем: только я, и Машка. Теперь, когда дочке одиннадцать — мы помногу месяцев не видим ее отца, хотя живем в одном городе, просто в разных районах. Если он и появляется, то ненадолго — с дешевой мягкой игрушкой, конфетами. И мается, явно не знает, о чем с Машкой говорить. О том, что ей реально надо — новом пальто, например — я молчу из гордости. А ему — то ли в голову не приходит, то ли новая жена изо всех сил поощряет такую экономию.