Майк Пейдж и Роб Дюпрей были молоды, с восторгом поступили в группу к Игги и жадно впитывали опыт бешеных концертов, после которых девицы выстраивались в очередь и все бухали до утра. «Я не сразу понял, какая у него паршивая жизнь, – говорит Дюпрей, – он еле выгребал. А под конец это была уже полная безнадега». С февраля по май 1980 года они выступали каждый день или через день, а с сентября начался тур Nightclubbing по небольшим площадкам: как говорит Майк Пейдж, специально, чтобы Джим мог заплатить свои огромные налоги. «Вот тогда стало тяжко – ему приходилось, собрав все силы, изо дня в день играть в одних и тех же местах. Короче, мясорубка».
Как понятно теперь, какую-то пользу из нескончаемых туров конца 70-х – начала 80-х Джим все-таки извлек. «Пока я елозил по Европе, ничего особо не зарабатывая, я вложил много времени в людей, – вспоминает он. – В Скандинавии в нас кидали рыбой, в Бельгии пивом, в Германии камнями. Однажды барабаны нам подожгли». Понемногу, подобно траве, вырастала новая публика, которой нравилось, что Игги крайне редко (как замечает Майк Пейдж) выступает иначе, чем с полной самоотдачей. «Было хорошо видно, что на концертах он находится где-то, где нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Он отправлял себя в чистый, беспримесный рок-н-ролл».
А вот сойдя со сцены, Джим Остерберг не знал, куда себя девать. Сняться с этого исступления можно было только алкоголем или сексом. По ночам часто маялся бессонницей. За эти долгие месяцы его главным собутыльником стал Майк Пейдж, и Джим нередко звонил ему под утро, если не мог заснуть: «Ты там с девчонкой? Можешь прислать ее ко мне?» Пейдж говорит, что никогда не отказывал. «Я был не против. Я и имена-то их отсекал только наутро».
Через какое-то время Пейдж отупел от «ошеломительного количества» групиз и спустя год решил жениться. Но Джим без алкоголя и групиз уже не мог. В молодости, если верить очевидцам, в его тяге к юным, а то и несовершеннолетним девицам было нечто невинное, но какая уж тут невинность, когда самому за тридцать. Одна такая девушка, которой во время встречи с Игги было пятнадцать, восторгается его умом: «Он столькому меня научил», – но наука этого профессора Хиггинса от рок-н-ролла в основном заключалась, оказывается, в совершенствовании кое-каких технических навыков.
К 1980 году Эстер уже поняла, что ездить с Джимом в тур не стоит. Она сама была совсем не рок-н-ролльщица и даже не слыхала об Игги до их знакомства. Она и влюбилась-то не в Игги Попа, а в Джима Остерберга. «Мне кажется, я довольно долгое время влияла на Джима положительно, потому что была совсем из другой оперы. Я была маленькая еврейская принцесса». Увидев однажды после концерта, как Игги входит в гримерку и, царственно тыкая пальцем, выбирает себе девиц («Ты, ты и ты»), а остальных отсылает, она поняла, что перед ней Игги, а не Джим, и научилась не принимать это близко к сердцу.