Мим Страйфф – элегантная, энергичная женщина – в старшем классе хай-скул встречалась с Сэмом Свишером, высоким, обеспеченным, очень классным парнем, одногодком Джима. Она тоже тепло вспоминает Джима, «очень умного мальчика», «одаренного, из верхнего эшелона», который заявлял, что когда-нибудь станет президентом Соединенных Штатов. Но когда мы идем по темным кирпичным холлам с безупречными мозаичными полами и надписями в стиле модерн, она улыбается, хладнокровно препарируя остерберговские достижения: «Я думаю, Джим перепробовал все. Он не был самым лучшим в гольфе; нельзя сказать, чтоб он был спортсменом. Он не был самым лучшим пловцом. Он был прекрасным оратором на дебатах, но тоже не самым лучшим. Он не был самым крутым парнем, и девушки у него были не самые крутые. И все же он хотел быть самым крутым. Он старался… и все же никогда не становился первым».
Тогда, в 1965 году, один парень в Анн-Арборе знал эту жестокую правду; у него была жаркая вера в себя и яростная жажда успеха, и это был Джим Остерберг, который так изящно шел к победе, но всегда приходил вторым. И все же он был уверен в своей исключительности. В чем-то он должен стать первым. Оставалось выяснить, в чем.
Глава 2. Night of the Iguana
Почтенный гуру чикагской блюзово-джазовой сцены и представить себе не мог, в какую пытку превратится этот холодный зимний вечер. Энтузиаст черной музыки, патрон подающего надежды молодняка вроде Мэджик Сэма или Джуниор Уэллса, владелец самого классного в Чикаго пластиночного магазина, Боб Кёстер привык, что даже самые задиристые музыканты относятся к нему с симпатией, по крайней мере с уважением. Но сегодня один из самых интересных, культурных музыкантов, которых он когда-либо встречал, взялся испытывать его терпение, и вот-вот оно лопнет.
С момента знакомства Кёстер был в восторге от интеллекта и увлеченности молодого блюзового барабанщика. Юноша произвел такое впечатление, что Кёстер поставил его играть с блюзменом Биг Уолтером Хортоном в Унитарной церкви, роскошном здании в Оук-парке по проекту Фрэнка Ллойда Райта: демонстрационный сет должен был сопровождать лекцию Кёстера о блюзе перед восторженной публикой мелкобуржуазного пошиба. Игги показал себя неплохим музыкантом, а умом и обходительностью подкупил самых крутых чикагских блюзменов. Но тем зимним вечером 1966 года в квартире Кёстера на первом этаже дома номер 530, Норт-Уобаш, все очарование исчезло. Вместо него была враждебность.
Все началось, когда Игги спросил Кёстера, у которого он жил уже около недели, можно ли зайти в гости его друзьям. Эти друзья были, по выражению Кёстера, «психоделические чуваки», но с миром и любовью у них было туго. Из пяти человек более или менее ничего была Вивьен Шевитц, но сейчас она отправилась на поиски своего приятеля Сэма Лэя, который попал в больницу, случайно прострелив себе мошонку. Была несносная парочка – братья Эштоны, Рон и Скотт; Рон играл в гестаповца на допросе, направлял Кёстеру в лицо лампу и шипел с немецким акцентом: «Мы застаффим тебя говорить!» Скотт был физически сильнее и опаснее; этот смазливый мрачный юноша, похожий на молодого Элвиса Пресли, все норовил поиграть во фрисби драгоценными блюзовыми пластинками на 78 оборотов. Четвертый психоделический чувак, Скотт Ричардсон, похожий на Джеггера вокалист, говорил, что любит Хаулин Вулфа, но к статусу Кёстера, блюзового гуру, был равнодушен и издевался над ним наравне с другими. Они слонялись по квартире, боролись друг с другом, передразнивали его и хохотали над Игги – Кёстер переименовал его в Иго