Так с тех пор и пошло – «как во сне», по словам Рона Эштона: забил неиссякающий фонтан признания, и это было «так удивительно, что даже не верится. Как будто – оп! – и проснусь, и я снова в баре, где платят десять долларов за вечер». Для обоих Эштонов опыт ни с чем не сравнимый, почти мистический: их музыка как будто настоялась и наконец пропитала насквозь весь современный рок; прошло тридцать лет – и вот она, минута славы. Впрочем, пришлось попотеть: на афишах фестивалей и в Европе, и в США название The Stooges печатали все крупнее и выше, но всякий раз – нервы перед выходом и раздражение после концерта. Главным испытанием для троих отцов-основателей должен был стать концерт в “Hammersmith Apollo” в августе 2005 года – первое лондонское выступление в качестве хедлайнеров с июля 72-го. Одним из самых значимых событий лондонского фестивального сезона должно было стать исполнение альбома Fun House целиком. Ради праздничка даже продюсер Fun House Дон Галлуччи на несколько дней оторвался от своей торговли недвижимостью, а уж Игги и Майк Уотт, несмотря на весь свой опыт, просто места себе не находили.
Но прекрасный сон продолжился. Игги выскочил на пустую – никаких излишеств – сцену “Apollo” с прытью и энергией юного барашка, испустил короткий приветственный вопль, тут же кинулся на басовый стек «Маршалл» и принялся его охаживать под первые звуки “Down On The Street”. Игги танцевал – гибкий, красивый, беззаботный, как будто груз истории вовсе не давил ему на плечи: все долгие годы, все травмы, все унижения испарились без следа. Группа казалась поразительно уверенной: барабаны Рок Экшна играли не просто ритм, а именно песни, и гитара Рона Эштона, при всей неистовости, звучала толково и изысканно.
Игги со всеми своими составами, особенно с The Trolls, был великолепным рок-артистом, но The Stooges были чем-то гораздо более необычным: экспериментальная вещь, передний край, авангардный хэппенинг плюс гитарный шквал. Сам Игги был не столько рок-певцом, сколько танцором – ловким, по-балетному выразительным, текучим. Игги дирижировал всей этой бурей и натиском, командовал товарищам: «Погодите!», «Сбавьте обороты!» – или, напротив, царственно нагонял новую волну яростного шума, точно колдун, насылающий бурю или заставляющий море расступиться. Прогрохотав Fun House от начала до конца, они вернулись на сцену сыграть несколько песен с первого альбома: “1969”, “I Wanna Be Your Dog”, “Real Cool Time”, – и началась мясорубка: запланированное вторжение фанатов на сцену вышло из-под контроля, не обошлось без треснувших костей и сломанных зубов; Рон Эштон держался на заднем плане и с веселым любопытством смотрел на безумие, бушевавшее вокруг вокалиста, а тот в конце концов невозмутимо уселся прямо в центре хаоса, как король в окружении пестрой свиты. Выйдя на бис, они сбавили скорость, сыграв небыструю, злую “Little Doll”; Рон аккуратно извлекал из своего «Реверенда» минималистичный змеиный рифф, Маккей шумел маракасами, а на галерке парни целовались с девчонками – романтично, радостно, так, как было просто невозможно тридцать пять лет назад. Когда они уходили со сцены, Дон Галлуччи крикнул мне: «По-моему, вышак!»