Почивший в бозе царь подарил стране не только полтора десятилетия покоя и мира. Похоже, военная служба в его царствование превратилась в нудную и плохо оплачиваемую необходимость. Необходимость не столько честно отрабатывать скудное царское жалованье, сколько искать возможности заработать любой ценой.
Разумеется, не все, далеко не все офицеры были продажными. Но «науку» не видеть врагов и шпионов, не считать своим долгом бороться с предательством многие, похоже, усвоили вполне!
К завтраку приезжие художники-живописцы никогда не спускались. Это никого из остальных жильцов пансионата мадам Петрищенко не удивляло, ибо домой они возвращались всегда под утро. Иногда настолько навеселе, что, будучи не в состоянии преодолеть два десятка ступенек лестницы, останавливались, чтобы перевести дух, усаживались в плетеные кресла на веранде, да там и засыпали, оглашая окрестности богатырским храпом.
В таких случаях мадам, ворча, расталкивала дворника Муртазу, и тот, зевая, по одному разносил обоих «братьев», как они себя называли, по их комнатам, а мадам начинала сервировать стол на веранде для завтрака.
Жильцов нынче у мадам Петрищенко было немного, половина комнат пустовала, и только это обстоятельство удерживало ее, как она утверждала, от того, чтобы раз и навсегда отказать несчастным пьяницам от стола и крыши над головой. К тому же они шибко не шумели, и платили почти всегда вовремя.
Иногда на «братьев» находило вдохновение, и они, хмурясь и вздыхая, брались за кисти и краски. Правда, далеко от дома в этом случае не уходили — утверждая, что в Симеизе что ни уголок природы, то шедевр, так и просящийся на холст.
И вдруг в пансионате мадам Петрищенко, под «занавес бархатного сезона», в начале ноября появился еще один художник. Он настолько отличался от уже имеющихся, что мадам дважды просила его показать свои бумаги — вежливый и аккуратный иностранец откуда-то из Венгрии. Даже бородка и усы у господина Ковача хоть и наличествовали как доказательство принадлежности к богеме, однако тоже отличались ухоженностью и аккуратностью. Не то что у Акима или Бориса — всклокоченные, перепачканные в краске и каких-то порошках бороденки, по которым всегда можно было определить — что «братья» ели в последний раз: хлеб с сыром, шашлык или яичницу.
С собой новый жилец привез чемодан и, как водится, мольберт.
Жильцы во главе с мадам Петрищенко завтракали, когда он, постояв перед калиткой, несмело зашел во двор, поставил чемодан и мольберт на нижнюю ступеньку веранды, снял шляпу и с едва уловимым акцентом сказал: