Китай лишь будет держать сердца и умы своих граждан все немощнее.
* * *
На следующей неделе Рэйни рисовал у окна синими и золотыми фломастерами. Я заглянула ему через плечо. Он делал набросок некоего величественного, многоуровневого монумента. Несколько десятков полицейских окружали нарисованную площадь, головы – овалы поверх коренастых тел, тонкие палочки – руки и ноги. Квадратные военные фуражки поверх каждого овала.
– Что это, Рэйни? – спросила я, махнув рукой над рисунком.
– Ты не узнаешь Тяньаньмэнь? – переспросил он совершенно изумленно. Я вгляделась в картинку. Посередине строения он разместил портрет человека без волос – овал лица, две точки глаз и рот с направленными вверх уголками. – А это кто? – спросила я, тыкая в мужчину и полагая, что ответ мне уже известен.
– Это Мао! – сказал Рэйни.
Когда большинство людей с Запада слышит «Тяньаньмэнь», они вспоминают 1989 год, одинокого танкиста, студенческое демократическое движение и массовое убийство протестовавших на площади, санкционированное правительством.
Мой четырехлетний сын – другое дело. Для Рэйни Мао Цзэдун был улыбающейся головой-яйцом, а площадь – памятником китайскому величию.
– Что учительницы рассказывали про Тяньаньмэнь, Рэйни?
– Это такое место в Пекине, – сказал он.
– А еще что? – продолжила я.
Но воспоминания Рэйни на этом истощились.
Разумеется, учителя ничего не рассказывали о важности этого места для мировой истории демократического движения, о лютой бойне. Это событие привлекло внимание всего мира к китайской ситуации с правами человека, а студенческая демонстрация могла изменить историю – разжечь восстание против правящей партии. Но учителя обо всем этом не рассказали. Ни один учитель в Китае не отважится рассуждать на эту тему, и, более того, они даже не станут называть истинный день, месяц и год этого события.
Учительница Рэйни, вероятно, сказала, что площадь Тяньаньмэнь – мемориал Мао Цзэдуна или его гражданского долга, то есть дань стране, народу, труду, науке и социализму.
Я глянула на рисунок сына и интуитивно почуяла: каким бы ни было желание Пекина реформировать образование, ключевая цель его не изменится еще многие годы – если не десятилетия. От этого зависит сохранение – легитимация – Коммунистической партии.
Я всмотрелась в полицейских на картинке и заметила угловатые темные штучки, подрисованные некоторым вместо рук.
Рэйни нарисовал половину человечков с оружием в руках.