В последние годы пекинские чиновники предложили жестко наказывать – в 2015 году вышло постановление о тюремном наказании за жульничество нагаокаосроком от трех до семи лет. Местные комитеты образования тоже пробуют принимать меры – запрещают наручные часы в экзаменационном зале, к примеру. В провинции Гуандун ввели систему распознавания удостоверений личности, чтобы за студентов экзамены не сдавали подсадные. В одной школе в Цзинчжоу экзамен проводится глубоко в лесу, где никакая сетевая связь не пробивает, а по интернету распространился снимок, на котором парты отстоят друг от друга на расстоянии длиннее вытянутой руки, по рядам ходят учителя – чтобы предотвратить списывание. Министерство недавно объявило, что каждый экзаменационный зал должны патрулировать по крайней мере два человека из персонала.
Таково публичное признание эпидемии.
И все же еще чуть-чуть нажать – и люди начинают возмущаться. «Мы хотим справедливости. Несправедливо, что нам не дают мухлевать», – вопила толпа рассерженных родителей после того, как власти внезапно установили металлоискатели и пригласили внешних надзирателей на экзамен в провинции Хубэй. Мухлеж – «национальный спорт», заявила эта группа из более чем двух тысяч родителей, они швыряли камни и орали на экзаменационных надсмотрщиков, которым пришлось укрыться в здании.
Решительные меры, применяемые только к их детям, ставят их в невыгодное положение, говорили они.
* * *
Примерно тогда же я вновь навестила занятия Тыковки.
Прошла по длинному коридору до младшей группы № 1 в детсаду «Гармония» и приметила старшую преподавательницу Ван у рукомойника в открытом туалете. То, как она мыла руки, пробудило во мне множество воспоминаний о тех первых днях у нее в классной комнате: Ван сунула руки под воду, они соприкасались лишь запястьями и кончиками пальцев, между ладонями образовывалась емкость, словно Ван держала в руках мышонка. Когда она энергично терла руки в этих двух точках соприкосновения, казалось, будто она целенаправленно мучает малютку-грызуна.
Я прошла с ней до класса, и мы, оказавшись внутри, разговорились на задах комнаты, а помощница учителя тем временем начала урок.
– А где Ван У Цзэ? – спросила я у старшей Ван, оглядывая лица детей в поисках Тыковки, желая увидеть, как мальчонка справляется через полгода после того, как мы впервые с ним тут познакомились.
– М-м-м-м… его нет. Он болен. Вечно он болеет, – сказала мне старшая Ван, опираясь о многоярусную кровать. Лицо у Ван – сплошны углы, резкие черты язвительно нахмурились.
– У него не ладится в садике? – спросила я.