Мы с Рэйни попали впросак.
На следующей неделе я принялась наблюдать за родителями, когда приходила забирать ребенка, но, приближаясь к комнате группы, старалась не привлекать к себе внимания. Кто-то трепался с учительницей Чэнь и с нянечкой Цай на их родном шанхайском – этот язык я не понимала и не говорила на нем, прочие же разговаривали на мандарине – о художественных работах своих отпрысков или о досугах после занятий. Родители никогда, судя по всему, никаких тревог не высказывали и ни на какие вопросы о том, чем их дети занимаются в саду, не отваживались. Единственные вопросы, которые до меня долетали, были открытыми и миролюбивыми, безобидными: «Быстро ли уснул Нун-Нун сегодня в тихий час?», «Мэй-Мэй обедала?»
Все разговоры завершались так или иначе всякими любезностями из уст родителей: «Лаоши, синьку лэ!Учитель, вы так упорно трудитесь! Великолепно поработали!Тайбан!Поразительно! Великолепно!»
Ладно, усекла, сказала я себе. Полегче надо. И комплиментов побольше.
Однажды, когда я забирала Рэйни, учительница Чэнь обратилась ко мне.
– Рэйни ест яйца, – сообщила она это ровным тоном, словно поставила оценку в табеле предметов. Судя по голосу, оценка эта была «четыре с минусом» – примерно вот такая: «Процесс был непрост, но цель в итоге достигнута».
– Тайбан лэ! – воскликнула я. – Великолепно! – У меня при этом чуть желудок до горла не подпрыгнул. Яйца в моей жизни обрели новый смысл: они перестали быть просто хорошим источником белка. Яйца меня тревожили, и я страшилась думать о методах, которыми моего сына заставляли их глотать.
В стенах нашей квартиры Рэйни продолжал отказываться от яиц – в любом виде, будь то омлет, глазунья, пашот или вкрутую. Как же Чэнь это удалось? И ел ли он их по своему желанию? Своей рукой? Эти мысли мельтешили у меня в голове, пока я наконец не решила, что нужно увидеть своими глазами, как Рэйни ест яйцо. Однажды утром в выходной я уговорила Рэйни съесть яйцо, добавив к трапезе углеводов, да еще и взятку предложила.
– Рэйни, если съешь французский тост, разрешу посмотреть «Кунг-фу Панду» после завтрака, – сказала я.
– А что такое «французский тост»? В нем яйцо есть? – Яйцо и для Рэйни, судя по всему, имело особый смысл.
– Ну… Французский тост – это хлеб. С чуточкой яйца, – рискнула я. – Но… в основном хлеб.
Рэйни глянул на покрытое яйцом сооружение, которое я устроила у него на тарелке, подумал о пандах, занятых кунг-фу, и кивнул. Попросил стакан воды, и я устроилась на стуле в десяти футах, делая вид, что читаю книгу.
Рэйни разместил пластиковый стаканчик с водой по курсу «два часа», рядом с тарелкой. С минуту смотрел на получившееся. Затем осторожно приступил.