Это, впрочем, не означает, что у нас с Робом не было своих опасений.
Близкие друзья из Лос-Анджелеса отдали своего малолетку в садик, похваляющийся «гуманистическим подходом, с эмпирическим, основанным на игре обучением… и с глубочайшим уважением к достоинству и самооценке [детей]». В этом детсаду, пышно именуемом «Игровое высокогорье», дети сами составляют себе расписание, там нет оценок, наказаний и наград. Дети вольны не обедать, если не хочется, могут ходить в подгузниках до шести лет (садик не требует приучать детей к горшку!) – как им самим нравится. Даже в начальных классах от воспитанников «Игрового высокогорья» не требуют учиться читать, писать или считать. Учителя обращаются с детьми как со взрослыми, способными принимать решения, хотя, разумеется, время от времени воцаряется хаос. «Вообразите „Повелителя мух“, – рассказывали нам Джен и Кевин. – Но философия школы такова: академический успех – лишь один из многих способов быть человеком, а дети должны развиваться по-своему, со своей личной скоростью».
Справедливости ради скажу, что, думая об «Игровом высокогорье», я – когда не хихикала над отчаянной смелостью их подхода – каменела от неуверенности в собственных решениях относительно Рэйни. Эта школа была радикальным вариантом в любом случае, но все же я раздумывала, не способен ли такой подход порождать уверенных в себе прирожденных вожаков, кто в силах самостоятельно и вести игры, и добиваться личных успехов в учебе. А ну как китайский метод, напротив, может плодить одних лишь яйцеголовых математиков, которые рано или поздно будут работать – кхе-кхе – на взрослых, получившихся из деток «Игрового высокогорья»?
Действительность никогда не бывает настолько белой или черной, но мои страхи – всегда вырвиглаз и никаких оттенков.
Короче, чтобы уравновесить то, что в китайском образовании Рэйни казалось мне недостатками, я составила хитрый план, и претворять его мы будем дома. Безопасность – это обязательно, так же как и для китайцев, а вот почти во всем остальном мы с Робом уполномочили сына решать самостоятельно. Обложили его комнату фломастерами и прочими художественными инструментами, наполнили его среду обитания возможностями выбора. Рэйни мог сам решать, что надеть, какие книги читать, каким спортом заниматься. Музыкальные инструменты – строго по желанию. В дни с минимальным загрязнением воздуха мы отправлялись на футбольную площадку или теннисный корт и часами пинали мяч или сражались у сетки. Шанхайское правительство тоже вложило силы в развитие процветающей культурной жизни, чтобы наши дети имели доступ к искусству, и мы принялись навещать некоторые местные музеи, куда стали привозить зарубежные выставки. Занимались мы и всяким исключительно досуговым – рыбачили, например, что с китайской точки зрения совершенно бесполезное занятие. «Чего вы на рынке рыбу не купите?» – спрашивала меня одна китайская приятельница.