Блондинка ахнула, схватила стоявший рядом бокал и выплеснула его содержимое мне на волосы. Почему именно мне, не Паше? Я, что ли, эти гадости говорил? Белое вино стекало по моим щекам, олива застряла на воротнике, и Паша, сволочь Паша, нагнулся ко мне и осторожно слизнул вино с моей щеки и поймал оливу губами. Мне не верилось, что это правда! Это не может быть правдой!
– Ребята, вы бы шли нежничать в другое место, – сказал бармен. – А то не всем приятно же…
– Сука! – выдавил я сквозь зубы.
– Кто бы говорил? – так же спокойно, едва слышно, ответил Паша. – Я тебя трогал? Ты первый начал.
Я не стал давать ему в морду, хотя надо было и очень хотелось. Но пачкать руки об эту дрянь? Вырвавшись, я бросился к выходу. Меня трясло. Репутация портится в одно мгновение? Мою испортили. Окончательно и бесповоротно. Но этот ублюдок не с тем связался! Я еще его уделаю, обязательно уделаю! Чуть позднее, когда приду в себя.
Свернув в подворотню, я оперся ладонью о шершавую стену, пытаясь отдышаться. Темнело. Вокруг воняло гниющими листьями, и я все никак не мог успокоиться.Сзади раздались шаги. Раньше, чем я успел обернуться, кто-то подошел ко мне, мастерски заломил мне руки за спину и, спустив на плечи куртку, связал локти ее рукавами.
– Ты что делаешь? – выкрикнул я.
– Просто не хочу, чтобы ты убежал и распускал руки, – ответил Паша. – Ты правильно, друг, догадался, я гей.
Надо же! Я догадался? Ты что, идиот? А он тихо так добавил:
– А ты теперь тоже.
– Даже не думай! – прошипел я. – Скорее рак на горе свистнет. Поэт херов.
– А стихи-то хорошими вышли, – продолжал он. – От души. И писал ты их, думая обо мне. Как мило.
– Нахрен иди! – я попытался вырваться, но получилось слабо.
А Паша все так же продолжал, все так же ровно. И откуда у него такая выдержка?
– Хочешь, я прочитаю, что для тебя написал… только для тебя, не для тех девчонок, за которыми ты бегаешь.
– Это ты за ними бегаешь.
– Я не хотел, чтобы ты достался другому.
Что?
– Убери руки! – прошипел я, когда он ласково провел ладонью по моей шее.
Он развернул меня лицом к себе, притянул за талию, по-хозяйски просунув свое бедро между моими. Страшно. Но почему-то совсем не противно.
И тут он начал медленно, с расстановкой читать:
«Ты меня обойдешь едва ли: не спасает ни смех, ни страх».
Его голос, мягкий, обволакивающий, успокаивал, колени отказались меня держать. Если бы не он, я бы точно упал.
«Когда боги нас создавали, что-то спуталось в небесах».
Голос все тише. И прижимает к себе он меня все сильнее. И губы его возле моих, и каждое слово жжет горячим дыханием.