"В общем, сумасшедший, но негрозный!" – прокомментировал я это про себя.
Духовное же лицо тем временем перешло к сути дела, которое привело его в Беньковице. Слыша, что я итальянский художник, а молва умножила мои реальные квалификации, он предложил мне выполнить цикл картин в технике al fresco для сандомирской коллегии. И сказать не могу, как обрадовало меня это предложение, о котором в других местах я мог только мечтать. Но условия исполнения заказа меня несколько остудили.
- Мечтается мне, пан Деросси, ряд картин, представляющих страдания и оскорбления, которые познавала и познает наша святая католическая вера. Да и в честном моем городе хватает отщепенцев: лютеран, последователей Ария, что осмеливаются называть себя польскими братьями, а что самое худшее – евреев. Их преступления против поляков столь велики и столь отвратительны, что просто просят нарисовать себя ради предостережения.
И вот тут, впав в неподдельную страсть, начал приводить он многочисленные примеры преступлений иудеев, о которых слышал: что те оскверняли святое причастие, похищали невинных детей и совершали на них ритуальные убийства с целью выпустить из них кровь… И рассказывал он обо всем этом столь живописно, что волосы у меня на голове становились дыбом.
Когда я спросил, а по какой такой причине израильтяне должны были бы производить подобные действия в гостеприимной в отношении их племени польской земле, столь не похожей на другие страны, а особенно – на Испанию, где иудеи терпят ужасные преследования, каноник молниеносно ответил, что да, логики в этом нет, но просто такова суть еврейской натуры, наилучшим образом задокументированная казнью Сына Божия.
Если бы я своими глазами не видел в Розеттине, к чему способна привести темнота и суеверия, связанные к тому же с нетерпимостью, возможно, предложение из Сандомира я бы и принял. Но сама мысль о том, какие плоды могут родиться от отравленных семян, чем стало бы живописное подкрепление отвратительных суеверий, не позволила мне этого. Потому я очень вежливо пояснил, что столь долго в этих местах быть не намерен, чтобы взяться еще и за написание фресок в костеле, зато с удовольствием нарисую одну или две картины, допустим, Святое Семейство в живописных польских одеждах, столь отличающихся от царящих в Европе громадных кружевных воротников и причесок. Духовное лицо отнеслось к данному предложению кисло, говоря, что много заплатить не может.
- Гораздо больше оплаты мне важнее милосердие божие, - дипломатично заметил на это я.
Еще во время завтрака каноник, с настойчивой помощью пана Михала, неоднократно возобновлял свое предложение, но я упрямо стоял на своем и точку над "i" поставил заявлением, что рисовать иудеев мне просто отвратительно.