Королевич Владислав прибыл под вечер, довольный, хотя и уставший, поскольку на охоте убил серну и кабана, и хвалился этим, словно бы разгромил целую бусурманскую армию.
Мне он показался моложе, чем я полагал, с буквально детским, хотя и красивым лицом; правда, его несколько уродовала унаследованная от Габсбургов нижняя губа, зато блестящие глаза свидетельствовали о живом уме.
Последующие дни, в ходе которых я официально получил назначение в качестве его наставника, подтвердили первое впечатление. При случае, местный знаток геральдики вывел мое происхождение от одного из рыбаков из Каны Галилейской, который, только лишь по той причине, что дюжина апостолов уже была укомплектована, в историю не попал.
Молодой королевич полюбил меня, и я заметил, что он с охотой проводит со мной время, то в Троках, то ли после возвращения в Вильно. Он сам просил, чтобы я рассказывал ему как можно больше о мире за границами Польши, хотя, как я заметил, ему быстро делалось скучно. Я, со своей стороны, тоже немного исследовал его. Владислав знал жизнеописания великих мужей Плутарха, читал Цезаря, ему весьма импонировал Александр Великий; хотя, казалось, он был весьма далек от мысли, что сам мог бы пойти его путем. Еще я отметил, что королевич испытывает беспрекословное послушание перед отцом, и сама мысль, что когда-то сможет его ослушаться, казалась ему невообразимой.
С самых малых лет подготавливаемый к военному ремеслу, он умел разговаривать с солдатами, разбирался в оружии, усвоил основы тактики и командования. Особым здоровьем он не отличался, страдал почками, но это заболевание, которое я, благодаря одной микстуре, унаследованной еще от il dottore, изгнал буквально за неделю, чем завоевал его чрезвычайное уважение, и так уже приличное с момента излечения королевы Констанции от докучливых мигреней.
В канон обязательного чтения я подсунул королевичу Макиавелли, которого тот проглотил с огромным запалом, дополняя такой скоростной курс Realpolitik биографиями английского короля Генриха VIII, его дочери Елизаветы Великой, Филиппа II Испанского, а так же Ивана Грозного. В ходе изучения жизнеописания Генриха IV Бурбона пришло известие о том, что 14 мая нож Франсуа Равальяка положил конец необычной жизни французского монарха. Сообщение об этом потрясло королевичем.
- Да как же это так, неужто есть люди, способные поднять руку на божьего помазанника?! – воскликнул Владислав.
Я ответил, что в истории такое случается весьма часто, и что имеются страны, такие как Москва, где, в отличие от Польши, представляющей оазис покоя во всем мире, естественная смерть повелителя является чем-то чрезвычайным, так что люди привыкли к тому, что трон, помимо парчи и горностаев, обязательно должен быть вымощен еще и кровью.