При случае сделалось явным совершеннейшее незнание наследником трона текущей политики. Пришлось потратить какое-то время, чтобы ослабить его веру в то, будто бы историю направляет Господь Бог посредством собственных помазанников. Я показывал Владиславу, что по сути своей это игра различных сил, держав, стремления родов к возвышению и отделению, эмоций, вызванных религиями и давлением общественных групп. Я указывал на то, сколь трагическую роль играют глупость, уязвленные амбиции и ослиное упрямство. Говорил я и стратегии с тактикой – рассказывал (тем более, что только что прочел Хроники Длугоша) о Казимире Великом, который войн не вел, а будучи еще юношей, с поля битвы под Пловцами попросту сбежал, зато пактами, договоренностями, иногда даже уступками, заложил основы могущества Польши.
Совместно мы еще раз проанализировали историю великой русской смуты, начиная с безумств Ивана Грозного, вплоть до печальной ретирады второго Самозванца из Тушина, в котором поначалу он был домашним пленником польских наемников под командованием пана Ружанского, и бегства в Калугу, которым он отличился 6 января данного года.
В течение последующего полугода его солдаты и офицеры массово переходили на сторону короля Зигмунта. Был среди них признанный участник набега, Александр Юзеф Лисовский, герба Еж, человек неслыханно безрассудный, но, в то же время, обладающий быстрой ориентацией в обстановке. Как рассказывал пан Скиргелла: "Из многих сражений вышел он победителем, практически весь край московитский мучая своими постоянными набегами; умом он понимал все замыслы неприятеля, тайные и явные, знал все, что неприятели делали, оборачивая все к их гибели. Дело в том, что научился он, предвидя вовремя замыслы москалей и проводя все необходимые для этого усилия, делать напрасными действия врага, удивительнейшими трюками делать напрасными даже самые хитроумные замыслы их вождей". Я познакомился с этим полковником, человеком уже немолодым, который прямиком из Тушина к королю прибыл, чтобы рассказать о побеге царицы Марины в Калугу и о замешательстве, случившемся после неожиданной смерти князя Романа Ружинского.
Пан Пекарский, который под конец июня остановился в Вильно у какого-то дальнего родича, усиленно настаивал, чтобы Лисовского представили королевичу, поскольку он связывал с полковником далеко идущие планы. Мне все это удалось тем легче, что я так много о нем рассказывал, что Владислав сам пожелал познакомиться с героем.
Нам он весьма пригодился, в особенности, в качестве гида по российской элите, которую знал весьма хорошо, начиная от митрополита Филарета из рода Романовых, до хана Ураз-Махмета, рьяного сторонника короля Зигмунта. Сам король Лисовского слушал не очень-то внимательно, я же, в свою очередь, склонил королевича к тому, чтобы он, как потенциальный русский царь, внимательно вслушивался в эти рассказы.